Я познакомился с Давидом Ойстрахом в 1935 году в Ленинграде. Тогда меня, как молодого композитора, аспиранта Московской консерватории, выдвинули от Армении в члены жюри II Всесоюзного конкурса музыкантов-исполнителей. Возможно, из-за того, что я был в прошлом виолончелистом, меня включили в жюри скрипачей. На этом конкурсе я впервые и услышал Ойстраха, впервые его увидел. До этого я лишь на афишах встречал его имя.
Члены жюри, среди которых были лучшие профессора Советского Союза, в том числе М. Полякин и П. Столярский, имели блокноты и записывали туда впечатления по поводу игры участников конкурса. Но когда начал играть Ойстрах, я заметил, что многие закрыли блокноты и стали слушать. Закрыл свой блокнот и я. Это было такое вдохновенное, зрелое, артистическое исполнение программы, и в частности Концерта Мендельсона, что не хотелось ничего дифференцировать, отмечать, раскладывать «по полочкам», хотелось просто наслаждаться этим выдающимся исполнением. Несомненно, уже тогда была решена судьба первой премии.
Позднее я стал чаще встречать Ойстраха на концертах, слушать его игру, беседовать с ним. Когда я в 1940 году задумал написать скрипичный концерт, у меня в ушах пела скрипка Ойстраха, в особенности вспоминалось изумительное исполнение им Концерта Мендельсона. В свое время финал этого Концерта в интерпретации Ойстраха потряс меня виртуозной легкостью и целомудренной чистотой игры: я был покорен им, и это впечатление сыграло важную роль при создании моего концерта. (Добавлю здесь, что, когда снимался фильм, посвященный моему творчеству, учли этот момент моей биографии и показали исполнение Концерта Мендельсона Ойстрахом. Давид Федорович, несмотря на занятость и утомление, не отказался тогда сняться в фильме, что он делал, надо сказать, не часто.) То, что привлекало меня в исполнении Ойстраха и в ту пору, и позднее, — это богатство исполнительской палитры, эмоциональность, огромная вдохновенность игры, смелая инициатива в трактовке произведения, красота звука, виртуозность феерической техники — все это импонировало мне, было близко. Я поклонник таких черт в исполнительстве.
Написав Скрипичный концерт, я сказал об этом Ойстраху. Он обрадовался, выразил желание послушать это произведение и пригласил меня к себе на дачу. Я сыграл ему весь Концерт, пытаясь дать некий синтез: то играл гармонию левой рукой, а скрипичную партию правой, то напевал отдельные кантиленные места, скрипичную мелодию, показывая полное сопровождение. Ойстрах очень внимательно смотрел в ноты. Концерт ему понравился, и он попросил оставить ноты. Мы условились, что через несколько дней встретимся еще раз.
Очень быстро, уже через два-три дня, Ойстрах приехал ко мне в Дом творчества в Старую Рузу, чтобы сыграть Концерт. Партию фортепиано согласилась исполнить очень хорошая пианистка и композитор Зара Левина. Мой маленький коттеджик был заполнен до отказа. Стояло лето, дверь на террасу была открыта, и там тоже было немало слушателей — моих друзей, композиторов и музыкантов.
И я, и все присутствовавшие были поражены феерическим исполнением Ойстраха. Он сыграл Концерт так, как будто учил его много месяцев, так, как он его играл и впоследствии на больших эстрадах. Лишь каденцию к Концерту он не исполнял. Позднее Ойстрах открыл мне причину: каденция показалась ему длинноватой, и он попросил меня написать другой вариант. Я все откладывал. Тогда Ойстрах написал свою каденцию на темы Концерта. Она мне понравилась. Мне очень приятно, что в клавире помещена не только моя каденция, но и каденция Ойстраха, написанная прекрасно, с большой фантазией, очень интересная в скрипичном отношении. И, кстати, короче, чем у меня, и это очень хорошо, так как и мне пришлось впоследствии сокращать свою каденцию.
Уже в ноябре Ойстрах исполнил Концерт с А. Гауком в Концертном зале имени Чайковского. Во время репетиций в партитуру было внесено много поправок в отношении штрихов, нюансов, где-то даже мы сурдинку надели — все решалось на месте по предложению Ойстраха. Надо сказать, что и перед изданием Концерта Ойстрах бывал у меня дома и мы с ним внимательно проработали скрипичную партию, в частности штрихи, и в партитуре немало страниц, где Давид Федорович предложил очень интересные, с выдумкой штрихи, которые существуют до сих пор.
Концерт имел большой успех, я был счастлив. Ведь когда слушаешь свое сочинение в исполнении большого артиста, то это особое чувство — прежде всего радости и удовлетворения, а кроме того, начинаешь особенно хорошо понимать степень дарования артиста: я был потрясен его гениальностью как исполнителя. Это чувство неизменно присутствовало, когда мне приходилось аккомпанировать ему в качестве дирижера.