– Предупреждать надо, – хмуро, с едва различимой виноватостью отзвался Евген. И вдруг нещадным, запоздалым хлестом полыхнуло даже не в мозгах – в заледеневшем хребте «как Отелло придушить ее». М У Ж?!!
– Вы д-давно… здесь? – Бессмысленный идиотизм вопроса вязал язык. И от пытки этой уже не раствориться в ночи, не уползти.
– Да вот… как только… – каким-то лающим сиплым фальцетом начал было офицер. И поперхнулся в сухом и страшном кашле, прижав ко рту платок. Он заходился в нем, наизнанку выворачивающем нутро, и Чукалин, притягиваясь к человеку в бессильном сострадании, вдруг различил внутри фигуры беспросветную провальность – куда более кромешную, чем окружающая их ночь.
Сидящую перед ним плоть раздирало в пароксизмах кашля. В ней все яснее для Евгена стали проявляться прозрачно-слизистые сгустки почек, лоханки мочеточников, трепетавшее в сумашедшем ритме, загнанное сердце.
Испуганно, ошеломленно он всматривался в стекленеющую на глазах начинку чужого тела, потрясенно прочитывая в кровянисто-костном микромире грозную совокупность всей патологии, что вцепилась в организм.
Он различал чудовищно распухшую селезенку и вздувшуюся печень. Неслышным воплем исходила неестественная начинка трубчатых костей, в коих созидающую, кроветворную активность костного мозга заменяла жировая, гнойниковая слизь.
Почти все органы военного были изязвлены некрозами. Они, как черные, мохнатые тарантулы на свадьбе, вклещились крючками, сочленениями лап в ранимость слизистых, трепещущих покровов. В артериях и венах малокровно, с бессильной вялостью едва струился скудный кровоток, иссякший больше чем на четверть. Весь организм, его работающая на износ система кровесозидания, уже не в состоянии были восполнять в припадках бластемии утрату зрелых лейкоцитов– тромбоцитов. Нормальная лимфоидная ткань в разбухшей печени и в лимфатических узлах, неотвратимо и с нахрапистым азартом дикой орды заменялась мутантно-миелоидными элементами.
В крови в растерянном хаосе беспомощным скопищем мальков метались недоростки – невызревшие стайки лейкоцитов, сводя незрелостью своей «на нет» Правление Его Защитного Величества Иммунитета.
Сплавив воедино масштабы, степень разрушения организма, измерив скорость и прогрессию патологических процессов, пожиравших тело, кто-то верховно-отстраненный, образовавшийся в Чукалине, считал с информ-поля и выдал срок жизнефинала: СЕМЬ ДНЕЙ. При нарастающих мученьях болезнь возьмет свою добычу за неделю, прервав в конце ее весь кровоток – при остановке сердца.
– …Вот так… студент… так и живем, – хрипато, задыхаясь, постанывая и отхаркиваясь, выпек фразу майор. Отняв ото рта платок, он уронил бессильно руку. Минуту назад светившийся белизною в ночи квадрат холста стал хамельонно, липко черным – под стать укрывшей землю тьме. Сукровица, впитавшись, поглотила белизну.
– Так ты спросил… давно ль… я здесь? Сто лет, студент… а может больше… когда ты первый раз покрыл ее… довел до визга, когда она заверещала кошкой… я уже здесь сидел. Мы гавкали с Полканом бабки Веры на эту тварь: он на другом конце села, а я… вот здесь. Но молча. Перебудила, дура, полсела – испек насмешливую укоризну рогоносец. И вздрогнул: задавленный вскрик заячьего подранка всплеснулся за спиной. Жена, просочившись в палисадник, все услышала.
– А вот и педо-ягодка, наш завуч, – сказал, не поворачивая головы супруг, – мы тут с твоим студентом про жизнь калякаем. Про человечьих друганов – собак и кошек. Присоединяйся.
Жена неслышно, невесомо проскользнув в калитку, рванулась к офицеру, притиснулась к нему со стонущей мольбой:
– Тебе лежать ведь надо… Николушка, родной… ты ж в госпитале.
– Руки! – с гадливой яростью отсек он Виолетту. Она отпрянула в конец скамейки, вжалась спиной в штакетник. Смотрела с обморочным ужасом на мужа, протащенного через пытку их недавней сеновальной порно-фейерии.
– Ну… так про что мы? – передохнув от бешеного выплеска своей команды, почти что благостно продолжил муж. – Про кошек и собак… про госпиталь. Докладываю преданной супруге: майор Заварзин отпущен на побывку под расписку. Доставлен агрономовским ГАЗоном Кудрина, он навещал меня в палате. Ну… покутили, приняли по стопке в «Волгаре» и прибыли сюда к полуночи. Я сел здесь, закурил, поскольку на двери замок. А с сеновала тут ваш концерт кошачий, со стонами, со ржаньем. И с хрюканьем свинячим. Я все прослушал с интересом. До конца. Гиганты порно-секса, вашу м-мать! – с горячечным восторгом восхитился муж.
– Ты предложил мне сам! – она посмела отвечать, поскольку пытка стала нестерпимой.
– Я? – удивился отпущенный под расписку.
– Ты был против младенца из детдома…
– Ну был! Черт-те какие гены!
– Настаивал, чтоб я родила!
– И это было.
– От Святого Духа, Николушка?! – прорвалось из нее – ты стал им после Тоцкого полигона, детей ведь не было… шесть лет. Ты же сказал: как выберешь нормального, по вкусу – рожай.
– Да!! Но без меня, без вашей хрюкальной, кошачьей случки!! И не в моем доме! Меня за что на эту вашу живодерню?!