– Томин! – позвал свирепо командир. – Где тут рубильник?
Томин поднялся, включил свет. Белесый, почти, что дневной свет залил сцену, рывком содрав тьму с немудреной сценической начинки: десяток стульев, две театральные софы, пульт управления кулисами и занавесом. Рояль. За ней – открытый люк!
– Куда ведет? – ткнул пальцем в люк командир.
– В подвал.
– Что там?
– Кладовые и мастерские с реквизитом.
– Сколько их? Телись скорее, мать твою!
– Что вы кричите?
– Я спрашиваю: сколько?
– Штук двадцать… или двадцать пять…
– Оттуда еще выход есть? Как можно выйти из подвала?
– Только через этот люк.
– Наличие дверей у зала?
– Три.
– Открыты?
– Заперты. Я открываю их перед концертом или совещанием. Или каким-нибудь мероприятием.
Костров кивнул бойцам:
– Проверить.
Трое, скакнув со сцены в зал, метнулись и рассредоточились по входам. Подергав двери, подтвердили: заперты. Костров еще раз обошел все закоулки сцены. Остановился перед узкой дверцей – с висячей примитивностью замка.
– Эта куда?
– К колосникам и антресолям. За дверью винтовая лестница наверх.
– Костров подергал замок и осветил дощатость пола, присыпанную бархатистым слоем пыли. На ней стыдливо, одиноко отпечатались лишь его подошвы.
– Надрать бы тебе, Томин, уши за пылевой бардак.
Неоперенным птенцом чуть слышно пискнула на груди рация. Костров поднес к губам лепешку микрофона.
– Чего молчишь? – спросил Белозеров.
– Обшарили зал и сцену. Пусто, товарищ генерал. На сцене распахнут люк, ведет в подвал. Там мастерские, кладовые с реквизитом. Студент в одной из них, тут больше некуда деваться. Приступаю к задержанию.
– Наружка от Аверьяна подъезжает. Действуй. Конец связи.
– Его там нет, Костров, – вдруг подал голос, шаставший за кулисами, Дан.
– Какого черта… ты ж видишь отсюда больше некуда деваться. Тут каменный мешок!
– Открытый люк – для тупарей. Так мы ж пока что остроумные? Иль тебе нравиться наоборот? Его там нет, я говорю.
– Может быть, подскажешь?
– Не знаю.
– Сквозь стены просочился, что ли?
– Я же сказал, не знаю.
– Тогда сопи в две дырочки и не мешай работать.
– Все слишком просто для него, Костров. Давай подумаем… На сцене чего-то не хватает… никак не вспомню, чего?
– Томин, вруби в подвале свет, – сквозь зубы рыкнул сторожу Костров.
– Там на щите перегорел предохранитель.
– Морочишь голову, кащей?!
– Давно перегорел.
– И до сих пор не заменили?
– Дак… не к спеху…ДК пока что на приколе. Лето.
– Развел бардак… ну, мы еще тобой займемся, тобой, и бардаком твоим. За мной! – Костров ступил на первую ступеньку люка.
– Не трать время на эту туфту, старлей, – еще раз досадливо позвал столичный «псих».
– Как там у вас у лабухов… ва-ва-ва-ва… ва-а – у-у. Это тебе. Пока в мажоре.
Бойцы нырнули в люк за командиром. В руках – по газовому пистолету с нервно-паралитической начинкой. В запасе у каждого – по световой гранате.
ГЛАВА 52
Костров с командой обшаривали восьмую кладовую с рухлядью уже тридцатую минуту. Надсадно, гулко билось сердце, шкворчало в перегрето-настороженных мозгах предупреждение: «Дичь» обладала рукопашным совершенством, могла атаковать с членовредительской и костоломной яростью в любой момент.
…В глубинно-пыльной черноте коридора вдруг хищно гулко лопнула покрышка:
– П-ф-с-с-с!!
Костров с бойцами дернулись на звук. Он был предельно дик и неуместен в этом подземелье.
– Козлы, вы не обкакались? – спросил вальяжно бархатистый бас откуда-то из тьмы.
Костров ринулся в коридор.
– Херр оберст-лейтенант, пошарьте здесь в каптерке, – воркующе учтиво пригласил командира из ниоткуда студент. Запел фальцетным герцогом из «Риголетто»:
– Жил-был у бабушки серенький козлик… бабушка козлика очень любила…
Костров с бойцами, бросками протаранив с десяток метров коридорного мрака, вспоротого их налобными фонарями, рассредоточились у самой дальней двери.
– Вот как? Вот так! Лю-би-ла козла! – ядовитым Мефистофельским рокотом добила «дичь» арию Герцога. В двери торчал ключ.
Костров невесомо, плавно попробовал повернуть его. Ключ едва слышно пискнул, не податливо уперся в скважине: дверь была не заперта. И за ней… рычал басом беглец. Костров рванул ручку на себя, наставил в разверзшийся квадрат газовый пистолет. Дважды послал во внутрь грохочущие выхлесты газа.
Вслушался, явственно всей кожей ощущая, как хищными клубами пропитывает комнатушку, лезет в человечьи глаза и грудь, незащищенные респиратором, хим. отрава, адекватно отвечая на немыслимо хамские «оберст лейтенанта» и «козлов».
– «До ре ми до ре-е-е-е до-о-о!» – с брезгливо-сокрушительным напором заорала комнатная тьма. И командир, врываясь в нее, пронизывая пространство фонарным лучом, почуял, как затопляет его бессильная ярость кабана, попавшего в западню. Ибо не выпевать хамские рулады полагалось теперь любому двуногому организму, а кататься по полу от раздирающего грудь кашля, захлебываться в слезах, соплях и собственной блевотине.