Стигал

Пожар от такой массы нефти не только потушить, но даже локализировать будет непросто. Тем более что пожарной техники почти нет, и тушить почти некому. И дело даже не в том, что деньги пропадают и по экологии удар, – все боятся, боятся, что на рассвете этот грандиозный огонь и дым кто-либо на камеру снимет, западным журналистам передаст – вот будет в мире шумиха. Вот почему мой телефон, несмотря что ночь, не умолкает, – звонят все: генеральный, из главка в Москве, из нашей временной администрации. А что я могу сделать? Понятно, что МЧС здесь нет, а у начальника нашей ведомственной пожарной службы телефон отключен. Я уверен, что он специально отключил. По строгому предписанию военного времени нам категорически запрещено перемещаться в ночное время. Да и никто в городе ночью не ездит, в первую очередь сами военные. Ночью в Грозном хозяйничают боевики. Но и они на машинах не ездят – с любого блокпоста могут открыть огонь. Плюс авиация и прочее, прочее. Словом, очень опасно. Но я должен что-то делать, предпринять. И я решил ехать на своем служебном «уазике» до нашего гаража, где есть пожарные, благо не очень далеко, все на одном пятачке сконцентрировано. Кое-кто из нашей охраны хотел было поехать со мной. Однако, в случае чего, никто не поможет – здесь, особенно ночью, все внезапно, из-за угла, с неба, из-под земли. И зачем еще кем-то рисковать, тем более что по приказу выходить запрещено. Да и мне кого-то подставлять лишний раз не хочется. Быть в ответе лишь за себя гораздо легче.

До нашей пожарки ехать всего минут пять, но мне показалось целую вечность – до того страх от этих руин, разбитых улиц, от этого беспросветного мрака. Как-то доехал, а наши пожарные мне даже ворота открывать боятся, вдруг за мной кто ворвется. Вот такие были времена. Начальник пожарной службы на месте; признался, что телефон специально отключил, и также прямо говорит:

– Никто ночью туда не поедет. Мы и не знаем, как туда ехать.

– Я дорогу покажу.

– Вот утром и покажешь.

– Мне приказано срочно пожар ликвидировать, – почти кричу я. – И вы должны потушить!

– Не шуми. Во-первых, есть предписание – ночью не покидать часть. А во-вторых, как мы можем этих ребят на такой риск послать… Сам знаешь, что творится. Тут и днем выйти боишься. А ночью – и те, и эти бабахнут, и фамилию не спросят. Умереть за эти гроши?

– Кто-то умирает и погибает и без грошей, – злобно выдал я.

– Да, – после некоторой паузы сказал начальник пожарки, – ты, наверное, имеешь в виду своего сына.

– Замолкни! – вскипел я.

– Я-то замолкну и даже прощения попрошу, – он сделал шаг назад. – Но знаешь, если я сейчас поеду тушить пожар, то не исключено, что именно твой сын меня и убьет.

– Не велика будет потеря, – злобно процедил я и приказал. – Открой ворота.

– Ты что?! – бросился пожарный ко мне. – Раз рискнул, пронесло. Ради чего? Ведь ночь, всюду стреляют… Ну, извини. Переночуй, а утром разберемся.

– Открывай! – жестко повторил я.

Такой был страх, и это повсеместно, время такое, поэтому автоматические ворота чуть приоткрыли, так, чтобы я лишь бочком протиснулся, и не успел я пройти, как тут же ворота закрылись, и я услышал вслед:

– Береги тебя Бог… Прости.

Я не ответил. Почему-то встал как вкопанный. На душе очень скверно. В этом почти мертвом городе – гробовая, давящая тишина, и я даже слышу бой своего рассерженного сердца. А ведь этот пожарный в чем-то прав. И может случится так, что мой сын случайно убьет и меня… А случайно ли?