Стихотворения

И снова отрешилась в созерцаньиОт скучного «куда», ненужного «зачем»…И, если б в бесконечное скитаньеУвлек их тайный кто-то, — ах, ко всем,Ко всем краям, родным и чуждо-дальным,Улыбкой светлою своих широких глазВ весеннем утре, свежем и кристальном,С глубокой радостью она бы отдалась.Нестись вперед, встречаться с тополями,С ручьями звонкими, с серьезными полями,С ним рядом, с ним. Он тих, он не грустит,Он только хорошо и ласково молчит.

XVII.

У старой дачи Петр велел остановитьсяИ Кадю удивленную повелК крыльцу, готовому вздохнуть и обвалиться,По сенцам темным, где так плакал пол.Вложил в замок уверенно неслышныйАнглийский ключ; дверь, зашуршав сукном,Громоздко подалась… Тяжелым и давнишнимПахнуло… Кадя вскрикнула, плечомИспуганно к стене прижалась черной -Вдруг стало жутко, сказочно-просторно!И Петр — не Петр, и уж избитый полВ крови и опрокинут гулкий стол.

XVIII.

И кровь, густая будет, скользкая… ПоднимутЕе и понесут… И голова в дверяхУдарится… И платье после снимутНеловко, разрывая… И в серьгахОставят уши… И глаза забудутЕще закрыть, блестящие белкиНа солнце стыть слюдой горящей будут,И губы будут сжаты и тонки…И будет от нестрашного, простогоТак страшно! Кто-то тихо скажет слово —Одно, другое… И скорей заговорятBce, все… И заспешат, и заспешат.

XIX.

И было, точно закружила вьюгаУнылым холодом могильно-белых риз…И долго Петр, не ожидав испуга,Твердил, что это — маленький сюрприз.Хотелось вместе провести хоть утро,Совсем по-своему, совсем, совсем одним…Все было взвешено старательно и мудро,И что ж тут страшного, когда она здесь с ним?Она ушла на шаткое крылечкоИ, тихо вздрагивая, плакала, колечкоПрижав к губам… И делалось легко,И что-то радостное билось глубоко.

XX.

Вошла так медленно и на пороге,Схватясь за косяки, остановилась. ТамГорели свечи, выхоленно-строгиИз узких ваз цветы сияли по столам.Пол покоробленный голубовато-серымСукном был застлан; маленький диван,Два креслица, буфет и по портьерамМечтательный фисташковый тюльпан.«А», крикнул Петр: «Как был концерт? Удачен?Я заждался и был ужасно мрачен…Помилуй — пять часов! Ведь это что ж такой!Noblesse oblige-пораньше быть домой!»

XXI.