Еще существовалСанкт-Петербург,В оцепененье Кремль стоял московский,И был юнцом лохматым Эренбург,Да вовсе молод был и Маяковский,И дерзости Давида Бурлюка[283]У многих возмущенье вызывали,И далеко не все подозревали,Насколько все-такиОна близка.Но вотНа ПольшуПал шрапнельный град[284],И клял тевтона Игорь Северянин[285],И Питер превратился в Петроград[286],И говорили: тот убит, тот ранен.Георгиевские кресты[287]Посеребрили зелень гимнастерок,И первые безмолвные хвостыУ булочных возникли:Хлеб стал дорог!Я былЕще ребенком.О войнеЧитал рассказы и стихотворенья,И было много непонятно мне,Как толки о четвертом измеренье,—Куда от мерзкой яви ускользнутьМечтали многие из старших классов,Хотя и этот преграждался путьТолпой папах, околышей, лампасов.А яНе в эту сторону держал,И даже, нет, не к Александру Грину[288],Но гимназический мундирчик жал[289],Я чувствовал: его я скоро скину.Меня влекли надежда и тоскаВ тревожном взоре Александра Блока[290],Еще не всё я понимал глубоко,Но чуял:РеволюцияБлизка!1967
Трудолюбив,Как первый ученик,Я возмечтал: плоды науки сладки.Но, сконцентрировав мильоны книгНа книжных полках в умном распорядке,Я в здравый смысл прочитанного вникИ не способен разгадать загадки:Когда и как весь этот мир возник?И все подряд предположенья шатки.И тутИнстинкт мне говорит:"ПроверьВсё это мной!"И вот брожу, как зверь,Я в дебрях книг, и прыгаю, как птица,Я в книжных чащах и, как червь, точуБумагу их — так яростно хочуВсему первоисточника добиться.И в мотылька, который -на свечуЛетит, ловчусь я снова превратиться,И, будто спора некая, лечуТуда, куда ракетам и не взвиться,И чувствую, что, может быть, теперьМне разрешит Вселенная:"ИзмерьТемпературу жуткой лихорадки,Которой пышет солнца смутный лик,И ощути, как мчатся без оглядкиПланет и звезд бесплотные остатки,Уверены, что ты их не настиг".И кажется, что в тайну я проник.Но дальше что?И снова лишь догадки,И вновьЛунаЧадит мне, как ночник,И бездна вновь со мной играет в прятки.1967