Стихотворения. Поэмы. Пьесы

По этой              дороге,                           спеша во дворец,бесчисленные Людовикитрясли            в шелках                            золоченых каретцтелес          десятипудовики.И ляжек               своих                         отмахав шатуны,по ней,            марсельезой пропет,плюя на корону,                            теряя штаны,бежал            из Парижа                               Капет^{122}.Теперь              по ней                          веселый Парижгоняет            авто рассияв, —кокотки,              рантье, подсчитавший барыш,американцы                      и я.Версаль.

                Возглас первый:«Хорошо жили стервы!»Дворцы              на тыщи спален и зал —и в каждой                   и стол                              и кровать.Таких          вторых                       и построить нельзя —хоть целую жизнь                                воровать!А за дворцом,                         и сюды                                      и туды,чтоб жизнь им                          была                                   свежа,пруды,            фонтаны,                             и снова прудыс фонтаном                     из медных жаб.Вокруг,             в поощренье                                    жантильных манер,дорожки                полны статуями —везде Аполлоны,

                              а этих                                         Венербезруких,—                     так целые уймы.А дальше —                       жилья                                   для их Помпадурш —Большой Трианон                                и Маленький.Вот тут             Помпадуршу                                   водили под душ,вот тут            помпадуршины спаленки.Смотрю на жизнь —                                    ах, как не нова!Красивость —                          аж дух выматывает!Как будто                 влип                         в акварель Бенуа,к каким-то                  стишкам Ахматовой.Я все осмотрел,                             поощупал вещи.Из всей              красотищи этоймне       больше всего

                               понравилась трещинана столике                   Антуанетты^{123}.В него           штыка революции                                           клинвогнали,               пляша под распевку,когда          санкюлоты                             поволоклина эшафот                   королевку.Смотрю,               а все же —                                    завидные видики!Сады завидные —                                 в розах!Скорей бы                    культуру                                   такой же выделки,но в новый,                    машинный розмах!В музеи              вот эти                           лачуги б вымести!Сюда бы —                     стальной                                     и стекольный

рабочий дворец                             миллионной вместимости, —такой,           чтоб и глазу больно.Всем,          еще имеющим                                   купоны                                               и монеты,всем царям —                          еще имеющимся —                                                             в назидание:с гильотины неба,                               головой Антуанетты,солнце             покатилось                                 умирать на зданиях.Расплылась                     и лип                              и каштанов толпа,слегка            листочки ворся.Прозрачный                      вечерний                                       небесный колпакзакрыл             музейный Версаль.

1925

Жорес

^{124}