Сто новых стихотворений

Пью из проруби. С ветром балуюсь.

И хожу на поклон к заре.

А уж чтобы совсем не стариться,

Чтобы силой не обнищать,

В баньке русской люблю попариться,

Чтобы начал полок трещать.

Чтобы веник меня охаживал,

Чтоб ходил по спине парок,

Все бы хворости выпроваживал,

Гнал их запросто за порог.

Чтобы ты не болела, лирика,

Никогда не была стара,

Лыжи — вот моя поликлиника,

Сосны — вот мои доктора.

67

***

Поезда заболели гриппом.

Заложило простудой грудь.

Но со свистом, с чугунным хрипом

Отправляется поезд в путь.

Серый сумрак по серым шпалам.

Серый вечер ползёт, скользя.

Людям можно болеть, пожалуй,

А железу болеть нельзя.

Представляете? Плачет башня.

Стонет. Слёзы бегут из глаз.

Люди выдержат. Им не страшно.

А железо согнётся. Враз.

А дорога бежит. Дорога

В два ряда. Или в три ряда.

Ты бы хоть отдохнул немного.

Помоложе есть поезда.

Тают в окнах ледышки света.

Надо снова тебе идти.

Поезд — это почти планета,

А планета

всегда

в пути...

68

ВОЛШЕБСТВО

Вы знаете Сергея Острового?

Быть может, Вам однажды приходилось

Читать его стихи? Или, быть может,

И Вам случалось где-нибудь в дороге

Услышать песню, сложенную им?

Но речь пойдёт сегодня не об этом.

Он совершил великое открытье!

Сорвал цветок. И на стебле зелёном

Увидел вдруг огромную слезу.

Не удивляйтесь. Слышите! Прошу Вас.

Цветы умеют плакать. Даже очень.

Как дети. Если детям сделать больно.

Не позволяйте обижать цветы.

Вот Вы уже язвите, мой читатель:

— А где же чудо? Диво? Где открытье?

— Сейчас скажу. Открытье совершилось.

Поэт сорвал цветок. И на стебле

Слезу увидел. Горькую. Живую.

И тут ему почудилось, что вдруг

Слеза вздохнула. И через мгновенье

Начнёт кричать. Кричать по-человечьи.

И как её утишить? И утешить?

Ведь более всего на этом свете

Чужое горе ранило его.

Вот тут и начинается открытье.

Две женщины, почти одновременно,

С ним поравнялись. И остановились.

И обе посмотрели на цветок.

Одна была загадочно красивой.

Другая некрасивой откровенно.

И хмурый свет в глазах её. И горе.

И твёрдые морщины. Как рубцы.

А он хотел, как всякий человек,

Чтоб не было на свете некрасивых.

Он отдал бы за это всё, что мог.

И отдал. Некрасивой. Свой цветок.

Я даже рифму пригласил на помощь,

Чтобы в её присутствии сказать Вам –

Произошло великое открытье!

Поэт сорвал цветок. И вместе с ним

Помог дурнушке сделаться красивой.

Ах, как она светала. Как светала!

Как вдруг похорошела вся от счастья.

Как заплескался свет в её глазах,

И кожа на свету заулыбалась.

А всё — цветок. Один простой цветок.

Хоть и совсем не так он прост, пожалуй.

Он всё-таки волшебным был. Чуть-чуть.

Но это знают только Вы и я.

А женщина

об этом

не узнает...

69

***

Что зима с землёй ни делала,

Как ни била, как ни жгла, —

Из-под снега из-под белого

Снова речка потекла.

А казалось, не отворится.

Заколочена навек.

Только ветер хорохорится,

Расколдовывая снег.

И однажды, в срок назначенный,

Распечатывая лёд,

Сквозь пейзаж переиначенный

Речка ринулась в полёт.

Что ей там судьбой назначится?

Может, нечет? Может, чёт?

И твоя, что в сердце прячется,

Тоже речка потечёт.

Пусть она ледком прихвачена.

Пусть не движется пока.

Но однажды, в срок назначенный,

Полетит твоя река.

Канут горести. И хворости.

И размоется беда.

И от них на сердце вскорости

Не останется следа.

А ведь что зима ни делала,

Как ни била, как ни жгла,—

Из-под снега из-под белого

Снова

речка

потекла.

70

БОЛЬ

Людям свойственно ошибаться,

Людям свойственно ушибаться

Голым сердцем

О камень голый.

И тогда остаётся рана.

Остается рубец тяжёлый.

И нисколько любви. Ни грана.

Человек замерзает молча.

Начинает людей дичиться.

И тоска ледяная, волчья

Среди ночи к нему стучится.

Он опять не уснёт до рассвета.

Будет в пальцах мять папиросы.

Зря вы будете ждать ответа

На придуманные вопросы.

Он не скажет сейчас ни слова.

Весь он в мыслях далёких где-то.

Не судите его сурово.

Не корите его за это.

Не бодритесь при нём сверх меры.

Не учите его терпенью.

Все известные вам примеры

Им забудутся, к сожаленью.

Он оглох от кромешной боли.

От мохнатой беды звериной.

Он тоску—

седую от соли —

Повстречал на дороге длинной.

Он замёрз.

Навсегда? Кто знает.

И уж кажется, нет исхода.

Но и он однажды оттает.

Так велела ему природа.

Постепенно. Меняя краски.

Незаметно ритмы меняя.

Из холодной поры январской

В голубую погожесть мая.

Видишь—

змеи меняют кожу.

Видишь—

перья меняет птица.

Это счастье, что боль не может

В человеке вечно гнездиться.

Он однажды проснётся рано.

Разомнёт тишину, как тесто.

Там, где очень болела рана —

Будет просто гладкое место.

И тогда через город, к лету,

Пробежав по улице главной,

Человек улыбнётся свету

И обнимет его, как равный.

71

ВЕРТИКАЛЬ

И. Альфу

И серый день. Весь в облаках, как в тентах.

Осенний мрак идёт по этажу.

Лежу в бинтах, как в пулемётных лентах.

Крест-накрест перевязанный лежу.

Обложен город облачною ватой.

А я гляжу в больничное окно.

И стынет потолок голубоватый,

Как будто неподвижное кино.

Всё позабуду. Время всё остудит.

Не позабуду только одного:

Как мимо окон — просто ходят люди.

Да, просто ходят. Больше ничего.

Они идут. Идут. А мы не можем.

Мы с ними только мысленно в пути.

Какое это счастье — быть прохожим!

Хоть двор один, хоть улицу пройти.