Сторрам

В спальню шумно вваливались пришедшие на обед. И разговор о «галчатах» пришлось отложить на неопределённый срок. Но Гаор, разговаривая, смеясь, хлебая необыкновенно вкусный густой картофельный суп – в жизни такого не ел – напряжённо думал об услышанном. И главное: его считают «вернувшимся», своим, над которым голозадые «мудровали». А «галчата», которым отбивают память… Он в «галчата» не годится, потому что рыжий и не те глаза, кажется… кажется, он догадывается, но спешить ни с догадками, ни с вопросами нельзя. Но ведь он говорил, в самый первый день сказал, что его продал отец, почему же Чалуша сказала, что он ещё найдёт свой род? Род-то по отцу считается, и по отцу он Юрденал. Что-то здесь не так.

Обеденное построение Гаор опять переждал в умывалке, и когда все ушли, а Голубь взялся мыть пол в спальне – на дворе, оказывается, шёл дождь, и потому нанесли много грязи – стал помогать ему. Вернее, нашёл второе ведро и тряпку, закатал до колен штанины и пошёл мыть коридор, пока там не засохло.

– Ловко ты, – выглянул в коридор Голубь, – и чо, там же выучился?

– Угу, – ответил Гаор, выкручивая тряпку.

Дверь надзирательской была полуоткрыта, и, хотя вроде за ней никто не стоял, он показал глазами на неё Голубю. Тот понял, кивнул и ушёл мыть спальню дальше. Выглянула так же мывшая в женской спальне пол Чалуша. Гаор предупредил и её. Она кивнула и быстро пробежала мимо него в столовую, мимоходом хлопнув его по плечу.

– Рыжий, Голубь, где вы тама? – вышла в коридор Маманя, – идите, с котлами помогите. Потом домоете.

Они оба, тут же, бросив всё, как есть, побежали в столовую. Мыть кастрюли, а значит, получить добавку – право и привилегия дневальных. В училище и в армии тоже так же было: кто помогает на кухне, тот сегодня уж точно сыт.

После дополнительного обеда очень хотелось лечь и поспать, но Гаор заставил себя закончить работу. Напросился, так давай, а на полдороге дело не бросают. Налил, так пей до дна. Да и ему послезавтра уже на работу выходить, скорее всего, в гараж, а там не отлежаться и не отсидеться за чужой спиной, в гараже он один. Даже если Махотку с ним пошлют, на Махотку он свою работу не скинет. Так что и расходиться, и разработаться ему надо сегодня, а за завтра закрепить, привести себя и форму в полный порядок. И потому закончив с полом, пошёл в душ. Мылся долго, с удивлением на ощупь обнаружив, что похудел за эти дни, будто после полной изнурительной смены в Чёрном Ущелье, когда продуктов им дали на декаду, а они уже там узнали, что подвоза не будет и раньше, чем через две декады их не сменят. Правда, часть роты быстро погибла, и они поделили их пайки, но всё равно… а это он уже третий день лопает от пуза, каким же его из «ящика» вынули? И неужели пять дней голодовки могут так ухайдакать? Хотя, ведь без воды… Обезвоживание – всплыло памятное по училищному курсу выживания слово. Он и сейчас мылся так, будто воду через кожу впитывал, всем телом пил.

После ужина Старший ему напомнил, что Махотку поспрошать надоть, а заодно и проверить, чему того Ворон научил. Пришлось ему на пару с Вороном устроить Махотке настоящий экзамен. Махотка сопел, потел, но всё ответил. Слушатели и болельщики шумно радовались и били ученика и учителей по спинам и плечам. Гаора, правда, еле-еле, так, для видимости, всё ж таки только-только оклемался. Старший решил:

– И дальше вместях тады давайте. Чтоб Махотка по-всякому работáть мог.

Гаор испытующе поглядел на Ворона. Хватит ли у того духу отказаться? Но Ворон, к его удивлению, отказываться не стал. Сразу и договорились, что грамоте, а главное машинам учит Рыжий, а Ворон счёту. Махотку отпустили, и он удрал в коридор к девчонкам, а Гаор пошёл проверить свою форму и тумбочку.

– Мне куда завтра? – уточнил он у Старшего.

– Завтра ещё здесь, дневальным поможешь, ну, Матуне там. А потом велено в гараж, – кивнул Старший. – Махотка с тобой пойдёт. Сказано, малый трейлер делать. Знаешь, что это?

Гаор кивнул. Малого трейлера он в гараже не видел, но за время его лежания в «ящике» и поправки, многое могло и измениться.

Сигареты его так и лежали в тумбочке, и он рискнул пойти покурить. Ничего, голова не кружилась, ноги его держали крепко, разговор, правда, на заинтересовавшую его тему «галчат» повернуть не удалось, но ему спешить некуда, успеет. А пока он только, лёжа уже в темноте на койке, достал лист с заметками об отстойнике и прочем, вписал «галчата» и поставил вопросительный знак.

9 день