Странники войны

– Как же вот так? – растерянно произнесла она, глядя на Николая. – Хоть бы плащ-палатку какую или телогрейку… Ну, конечно, конечно, телогрейку…

– Брось. Погибнешь, – перехватил ее руку Крамарчук, видя, что она начала расстегивать свой ватник. – Я сейчас.

Он спрыгнул в яму, подрыл одну стенку, вложил сверток в нишу и так, стоя в яме, начал сгребать каменистый песок, словно хотел похоронить себя вместе с ребенком.

Как только холмик был готов, Крамарчук положил на него ту, большую плиту, на которой лежал до своего погребения ребенок, а сверху – несколько сосновых веток. А Мария нарвала в долине охапку сухой травы и разбросала по плите вместо цветов.

– А ведь казалось, что после дота, после всего того, что пришлось пережить на Днестре, никакой смертью меня уже не поразишь, – грустно проговорила она, спускаясь с холма. – Видно, не позволит нам эта война очерстветь.

– Очерствевшему легче. Пережить все это легче.

14

Каменистое взгорье, из которого вырастали стены и башни старинного замка, уже было изуродовано несколькими бомбовыми воронками. Незасыпанные, они представали перед путниками метками судьбы, свидетельствовавшими о том, что она по-прежнему хранит святилище СС от искушения, которому подвергаются английские пилоты и их командиры, проведавшие от агентов Сикрет интеллидженс сервис, что представляет для фюрера и его «черных кардиналов» этот, ничем не выделяющийся среди сонма других подобных, старинный бург[38]

.

Оставив машину на площадке между двумя каменными башнями-сторожками, возведенными уже, очевидно, в начале нынешнего века, Скорцени направился к воротам. При этом он чуть поотстал от генералов, предоставляя себе возможность еще раз осмотреть эту каменную молитву вечности с позеленевшими стеклами и гордо возвышающимися соборами башен.

И вновь, как и во время прошлого своего посещения замка, Скорцени неожиданно ощутил, что здесь все давно знакомо ему. И вон та, оставленная ядром отметина на привратной башне; и каменная арабеска, украшающая арку; и даже возносящий к потускневшему предгрозовому небу две последние, но все еще могучие живые ветви дуб-патриарх… – все это ведомо ему по какой-то прошлой жизни, прожитой им в седле и в рыцарском облачении.

«Вот-вот заскрежещут цепи подъемного моста, с ревматическим стоном откроются тяжелые дубовые ворота, и встревоженный рожок привратника радужно возвестит обитателей бурга, что доблестнейший из германских рыцарей граф Отто фон Скорцени вернулся в свое родовое гнездо со славой и добычей…» – вспоминались ему фантазии, родившиеся во времена минувшего «возвращения в «Вебельсберг». Замок потом еще не раз снился ему или попросту являлся в воображении. Не ритуальные свечи, не фюрер, склонявшийся над хранящимся здесь в комнате-сейфе «Копьем судьбы» – главным символом СС, а именно сам восстающий из мрака веков и призрачности легенд замок.

«Очевидно, прав был Раушнинг, – подумалось штурмбаннфюреру, – утверждая, что в сущности каждый немец одной ногой стоит в Атлантиде, где “ищет лучшей участи и лучшего наследства”. Во мне, как и в этом замке, созревают неувядаемые гроздья вечности. Моя душа вселяется в тело воина каждое столетие. Как жаль, что никому не дано проследить этот путь вечного странника».

Они собрались в том же зале, в котором Скорцени входил в круг «особо посвященных». Черный овальный стол, посреди которого чуть возвышался отлитый из бронзы орел со свастикой, обращенный клювом к трону предводителя, черные высокие спинки кресел для прочих рыцарей «Черного Ордена»; двое мрачных верзил-унтерштурмфюреров, стоявших у двери, ведущей в соседний зал, в котором, судя по всему, находился фюрер и, минуя который, можно попасть в комнату-сейф, где хранилось копье короля Саксонии Генриха I, «Копье судьбы».

– Наконец-то вы здесь, Скорцени, – решительно направился к нему рейхсфюрер СС Гиммлер, как только «первый диверсант рейха» выбрал для себя кресло – в конце стола, на овале, чтобы, не наклоняясь, можно было видеть всех присутствующих. – Сразу после совещания вы понадобитесь мне.

– Готов выполнить любой приказ, господин рейхсфюрер, – сдержанно, суховато отчеканил Скорцени. Вообще-то в последнее время задания он получал только от самого фюрера. Если одно из них он получит и сегодня, любые приказы Гиммлера будут лишь отвлекать его.

– Я бы даже не сказал, что речь идет о приказе. Скорее – личная просьба. Но исключительно в интересах рейха. Его будущего, Скорцени, – загадочно блеснул рейхсфюрер остекленевшими в оправах очков глазами.

Штурмбаннфюрер молча выдержал его взгляд и ничего не ответил, словно упорно ждал, что главнокомандующий войсками СС не сдержится и начнет выкладывать спасительную для будущего рейха тайну прямо сейчас.

– Ваша просьба каким-то образом будет связана с той, которую намерен высказать сразу после совещания фюрер? – спросил он, окончательно обескуражив его своей сценической паузой.

– Вас предупредили об этом?

– Нет.