Стратегия конфликта

Между крайностями «чистого» оружия первого удара и «чистого» оружия ответного удара существует много вооружений, способных нанести первый удар, которые, пережив первый удар, могут быть использованы для удара возмездия, но которые, будучи использованы первыми, могут оказать серьезное воздействие на силы ответного удара вражеской стороны. Возможно, большинство вооружений можно отнести именно к этой категории, если приняты разумные меры для их защиты. Поэтому в нашем подходе к проблеме внезапного нападения нельзя четко разделить оружие первого и второго удара, превознося одни и пренебрегая другими. Если мы рассматриваем уничтожение всех вооружений, которые могут причинить вред силам ответного удара другой стороны или которые обладают какими-либо преимуществами при использовании их для первого удара, то оставшегося оружия может не хватить для того, чтобы обещать возмездие[135]. Но переговоры по проблеме внезапного нападения могут оказаться плодотворными, если сосредоточиться на другом крайнем случае.

Наиболее очевидным «кандидатом» на обсуждение в ходе таких переговоров могли бы стать развернутые открыто, уязвимые вооружения. Если мы станем уговаривать русских прикрыть наготу их стратегических сил или если они начнут предлагать нам лучше защищать некоторые из наших собственных, это покажется ненормальным. Более вероятны предложения отказаться от вооружений, которые провокационным образом выставляются на обозрение другой стороне. Заметьте, насколько дух этих предложений отличается от ориентации на «запрет бомбы». Какая бы пропаганда ни велась на эту тему, в конце концов достойно рассмотрения именно расширение сдерживания, а не его демонтаж.

Во-вторых, можно стремиться ввести такие ограничения на развертывание сил, которые бы уменьшили потенциал последних по уничтожению оружия противника, но не населения. Однако таких попыток не будет, пока не будет признано, что планы по предотвращению внезапного удара должны быть осознанно нацелены на защиту сил ответного удара каждой из сторон, а не их ослабление. Приведенное выше рассуждение о требованиях к дальности ракет, безотносительно конкретных достоинств таких требований, наводит на мысль о том, что этот класс ограничений представляет определенный интерес.

В-третьих, можно провести полезные исследования совместных мер либо взаимно согласованных моделей поведения, которые уменьшат опасность войны по недоразумению. В этом мог бы помочь даже добровольный обмен информацией, если мы и русские можем односторонне выбирать образ действий, который является обнадеживающим, если известна правда. Предположительно именно в этом состоит идея предложений по инспекции воздушного движения в области Северного полюса, и существуют некоторые иные сферы деятельности, где некоторые правила движения могли бы принести взаимную пользу. В подобных мерах привлекает то, что, подобно откровенной дискуссии о вреде оружия первого удара, они могут сделать возможным определенного рода взаимопонимание, которое может не быть воплощено в формальных соглашениях, но может способствовать односторонним компромиссам с обеих сторон.

В-четвертых, можно достичь договоренностей направленных на то, чтобы справляться с кризисами и чрезвычайными ситуациями, которые угрожают вылиться в неумышленную войну. Далее в данной главе этот пункт обсуждается весьма подробно.

В-пятых, можно принять меры, которые, уменьшив вероятность внезапности, сделают первый удар менее привлекательным. Этот момент возвращает нас к предложениям вроде «открытого неба».

В большинстве публичных дискуссий последних нескольких лет вокруг проблемы внезапного нападения затрагивались меры, которые могут уменьшить вероятность внезапности, а не меры, направленные на ограничение того, что может сделать оружие после того, как внезапность достигнута. Предложение «открытого неба» основывалось на мысли, что адекватное наблюдение за вооруженными силами каждой из сторон не позволяет ни одной стороне достигнуть внезапности, а отсутствие преимущества внезапности окажет сдерживающее влияние.