Читаем «Строгая утеха созерцанья». Статьи о русской культуре полностью

Я понимала, что идти работать в школу я не хочу, что старшие – вообще непонятно, что с ними делать, как ими управлять. Понимала, что в Литературный институт имени Горького я все равно не поступлю – у меня не было таких сил. И дальше я услышала, мне просто рассказали, что есть такой хороший Библиотечный институт – и он действительно тогда был хорошим. Это конец пятидесятых годов, там был и Бухштаб, и несколько еще хороших профессоров. И потом одна женщина из ВИРа[1739] как-то приехала в гости к папе и меня уговорила. И я тогда решила поступать в Библиотечный, и все были удивлены: казалось бы, Библиотечный – скукота дикая. А у меня, конечно, все это соединялось с романтическими представлениями: вот я закончу, уеду в деревню, в библиотеку, привезу им музыку, культуру и пр.

В 1958 году мы приехали сюда и были тут[1740] вчетвером: Иришка, я, Таня и мама[1741]

. Иришка впервые была в Ленинграде, мы гуляли по городу, я подавала документы – это был июль. А потом они меня оставили, и я стала поступать. Я жила на Чкаловском проспекте – там, где жила Таня три года, снимала угол. Комната, наверно, примерно как эта – в общем, пенал. И она в этом углу темном жила три года. Потом она общежитие получила. Ну и вот я там готовилась. У меня было две четверки, две пятерки, и при этом, как известно, я завалилась на Любке Шевцовой[1742]. Это было самое смешное, потому что второй вопрос был по Шевченко
[1743], которого мы не учили и вообще не знали, но я все-таки что-то о нем прочла, ну и рассказала. А про Любку Шевцову я понимала, что пошлости говорить уже не хочется, а не пошлости еще не знала. И поэтому я получила четверку. Ну и это была граница. Конкурс же был кошмарный, и 18 – это был проходной балл, но все равно не всех брали. Это был первый год, когда двухлетний стаж после школы давал большие преимущества. Это, конечно, тоже меня сгубило: у меня стажа не было. В общем, меня не взяли – я не поступила. Это было, конечно, неожиданно для меня: все-таки я думала, что поступлю, хотя понимала, что могу и не поступить.

И я вернулась домой[1744]

. Я понимала, что надо идти на работу – на настоящую работу: токарем, слесарем, чем-то таким. И вот тогда я полтора месяца ходила, искала работу. Папа, надо сказать, был разумнее меня – он говорил: «Брось все, учи английский». Но я считала, что надо идти на завод. Но никак у меня не получалось, было несколько срывов: на Радиотехническом, где-то еще. А Таллинн – это был промышленный город, там было много заводов тяжелой промышленности – Электротехнический, Punane RET, еще что-то. Еще Лора[1745] работала токарем на заводе, не поступив первый год в институт. В общем, тянуло «пройти школу жизни». Я ходила и никак не могла поступить.

И наконец я от своей подруги Таньки Олейник узнала, что открылся завод будущего – Завод полупроводниковых сопротивлений. Это и есть нынешнее будущее: в конце концов, и интернет – начиная с полупроводников это все пошло. Никто еще ничего не умел, никто ничего не знал, завода самого не было – была в Тонди[1746] спичечная фабрика, которую разворошили, стали делать из нее завод, и вся почва была спичечными палочками усыпана. Мы стали сначала работать разнорабочими, а потом постепенно через несколько месяцев открылся первый цех полупроводниковых сопротивлений, но я еще туда не попала. И на завод брали хороших девочек – хороших, умных девочек. Там были очень хорошие у меня девчонки – подруги были хорошие, – и мы там жили довольно весело. А потом открылся и второй цех – транзисторов, варисторов, полупроводников – вот это все дело. Надо сказать, что все это было связано с военной промышленностью, и все такое, но мы этого ничего не понимали, хотя мы ходили на курсы, и нам там объясняли, как там ток бежит туда, ток бежит обратно и прочее.

Но в процессе работы на этом заводе, уже к весне, я поняла, что в наше время надо именно этим и заниматься – поступать на что-то такое. И от завода посылали иногда в хорошие центры – в частности, в ЛЭТИ, в Ленинград – Элка[1747] же тоже от завода поступила в Политехнический институт, в Ленинградский. И я стала готовиться на подготовительных курсах в Таллиннском политехническом институте – я стала готовиться, ходить на математику, на язык: все вечера были заняты. Была такая героическая жизнь. А потом, когда стали отбирать кандидатов, брали эстонских девочек, а меня как Душечкину не отобрали по рекомендации от завода. Короче, я туда не попала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Литературоведение / Документальное / Критика
Собрание сочинений. Том 2. Биография
Собрание сочинений. Том 2. Биография

Второй том собрания сочинений Виктора Шкловского посвящен многообразию и внутреннему единству биографических стратегий, благодаря которым стиль повествователя определял судьбу автора. В томе объединены ранняя автобиографическая трилогия («Сентиментальное путешествие», «Zoo», «Третья фабрика»), очерковые воспоминания об Отечественной войне, написанные и изданные еще до ее окончания, поздние мемуарные книги, возвращающие к началу жизни и литературной карьеры, а также книги и устные воспоминания о В. Маяковском, ставшем для В. Шкловского не только другом, но и особого рода экраном, на который он проецировал представления о времени и о себе. Шкловскому удается вместить в свои мемуары не только современников (О. Брика и В. Хлебникова, Р. Якобсона и С. Эйзенштейна, Ю. Тынянова и Б. Эйхенбаума), но и тех, чьи имена уже давно принадлежат истории (Пушкина и Достоевского, Марко Поло и Афанасия Никитина, Суворова и Фердоуси). Собранные вместе эти произведения позволяют совершенно иначе увидеть фигуру их автора, выявить связь там, где прежде видели разрыв. В комментариях прослеживаются дополнения и изменения, которыми обрастал роман «Zoo» на протяжении 50 лет прижизненных переизданий.

Виктор Борисович Шкловский

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное