Читаем Струги на Неве. Город и его великие люди полностью

Так что князь Иван Андреевич жил, стараясь не дразнить гусей. Тишком новомодные книжки почитывал. Покойный Никита Иваныч Романов ему одну такую под большим секретом одолжил – всю ночь запоем читал: «Как женился Владислав король на цесаревне» – перетолмаченную с польского неведомым дьяком. В его библиотеке были как серьёзные «Повесть о полку Игореве», «Житие Александра Невского», так и «Повесть о Петре и Февронии», так и «Повесть о Басарге и Борзосмысле». А недавно Афанасий Лаврентьич Ордин-Нащокин, в посольских делах до войны шведской много преуспевший и всяких людей повидавший, ему гишпанское сочинение некоего дворянина Сервантеса пересказал, про Дона Кишота, немолодого рыцаря в старых доспехах. Сей Кишот разъезжал по земле и защищал слабых, за что над ним все в Гишпании потешались. Князь просил почитать о подвигах сего дворянина, но Ордин-Нащокин огорчил, сказав, что пока книгу даже у имперцев всю не перетолмачили, и лишь повторил, что ему пересказал читавший некоторые главы польский шляхтич, знавший по-немецкому. Но всё равно интересно было!

И Ордина здесь нет! А все взятые в Новгород книжки не по одному разу уж перечитаны!

От грустных мыслей князя отвлёк дьяк Василий Шпилькин, вошедший в личную горницу Голицына без всякого упреждения и взволнованным голосом сообщивший, что явился стрелец от воеводы Потёмкина.

– Куды его, князь-батюшка?

– Да веди сюды! – встрепенулся Потёмкин. – Поди стольник не зря спехом прислал!

Пятидесятник Фома с подвязанной платом рукой в пояс поклонился воеводе и подал свёрнутое трубкой доношение Потёмкина.

Раскатав недлинный свиток, Голицын пробежал глазами текст – и просиял:

– Ай, молодец, воевода Пётр Иваныч! Крепость Канцы взял! Будет чем порадовать нашего всемилостивейшего государя! И Патриарха!

Как человек совестливый, Иван Андреевич почувствовал себя неловко, прекрасно понимая: Потёмкину, чтобы удержаться на невских берегах, нужна помощь. Но он также предвидел, что начавшаяся война вскоре потребует привлечения и его людей в Ливонию. Не мог же князь отдать последних стрельцов. А кого он тогда пошлёт по приказу великого государя, скажем, в полк князю Трубецкому, который к нему самый ближний из воюющих? А ежели, – не приведи Господь! – шведский отряд прорвётся в Новгородскую землю?

И по прибору людишек не пошлёшь. Они ему в Новгороде нужны. А ну как швед к самому городу прорвётся? Не зря приказано поправлять стены, укрепления. Сам великий государь ещё зимой писал ему, дабы «олонецкие казны 2986 рублев 20 алтын с денгою, что было с Олонца послано ко государю к Москве, держать в Великом Новгороде на городовое». Вот он и тратит на дело.

– В деле со шведами рану получил?

– Не-е, – покраснел стрелец.

– Позволь я молвлю, князь-воевода, – вступил в разговор дьяк. – Он уже успел поговорить и со стрельцом, с Пахомом Зубовым, так что в красках, как любил воевода, расписал стычку с разбойниками и как по-рыцарски спас баб с детишками пленный.

– Бабы сначала спужались…

– Татей?

– И татей, и ентого шведа, – ухмыльнулся Шпилькин.

– Ентого-то чаво?

– Дык купчихи его за Егория-Победоносца приняли, кады он в чёрных доспехах налетел да стрелецким протазаном атамана поразил!

– Как тебя?.. – спросил воевода, повернувшись к пятидесятнику.

– Фома, – поклонился гонец, удивившись воеводской милости: для таких как Голицын все не то что урядники, сотники были на одно лицо.

– Где ж сей рыцарь нынче, Фома? И почему в доспехах?

– Да за дверью, князь-воевода, – вновь поклонился стрелец. – А доспехи я ему пред градом сказал надеть, дабы тебе показать птицу, нами пойманную, во всём наряде!

– Молодец! Зови! – радостно потёр руки Иван Андреевич, предвкушая редкое в этом степенном городе развлечение. – Шпагу могёт взять с собой – поглядим на его Инскалибур[62]! Тем паче стольник пишет, этот рейтар из знатных дворян королевских.

Чтобы пройти в горницу, Берониус согнулся чуть не вдвое, буквально проныривая в низкую дверь.

Ответив кивком на вежливый полупоклон ритмейстера, князь принялся внимательно рассматривать долговязого и уже почти полностью седого рейтара, который непринуждённо опёрся на длинную шпагу в ожидании допроса.

– Ох ты, усы, бородка, доспехи, короткие волосы клоками, вылитый Дон Кишот! – весело всплеснул руками Голицын. – Ты, господин капитан, – такому чину, кажется соответствует рейтарский ритмейстер? – в разных землях воевал, а про Дона Кишота читать не изволил?

– Нет, гере принц и губернатор! Сначала позвольте говорить признательность, за то что изволить оставить мой шпага при встреча с знатный принц, – с трудом вспоминая нужные слова начал рыцарь, но потом освоился и продолжил бодрее и понятнее.

– Последние книги, которые я читать, ещё юный, у монашек, были священного характера. Хотя полагаю, что этот Кишот достойный дворянин, раз его знать даже ваша милость, хоть она изволит пребывать Новгород.

Перейти на страницу:

Все книги серии Петербург: тайны, мифы, легенды

Фредерик Рюйш и его дети
Фредерик Рюйш и его дети

Фредерик Рюйш – голландский анатом и судебный медик XVII – начала XVIII века, который видел в смерти эстетику и создал уникальную коллекцию, давшую начало знаменитому собранию петербургской Кунсткамеры. Всю свою жизнь доктор Рюйш посвятил экспериментам с мертвой плотью и создал рецепт, позволяющий его анатомическим препаратам и бальзамированным трупам храниться вечно. Просвещенный и любопытный царь Петр Первый не единожды посещал анатомический театр Рюйша в Амстердаме и, вдохновившись, твердо решил собрать собственную коллекцию редкостей в Петербурге, купив у голландца препараты за бешеные деньги и положив немало сил, чтобы выведать секрет его волшебного состава. Историческо-мистический роман Сергея Арно с параллельно развивающимся современным детективно-романтическим сюжетом повествует о профессоре Рюйше, его жутковатых анатомических опытах, о специфических научных интересах Петра Первого и воплощении его странной идеи, изменившей судьбу Петербурга, сделав его городом особенным, городом, какого нет на Земле.

Сергей Игоревич Арно

Историческая проза
Мой Невский
Мой Невский

На Невском проспекте с литературой так или иначе связано множество домов. Немало из литературной жизни Петербурга автор успел пережить, порой участвовал в этой жизни весьма активно, а если с кем и не встретился, то знал и любил заочно, поэтому ему есть о чем рассказать.Вы узнаете из первых уст о жизни главного городского проспекта со времен пятидесятых годов прошлого века до наших дней, повстречаетесь на страницах книги с личностями, составившими цвет российской литературы: Крыловым, Дельвигом, Одоевским, Тютчевым и Гоголем, Пушкиным и Лермонтовым, Набоковым, Гумилевым, Зощенко, Довлатовым, Бродским, Битовым. Жизнь каждого из них была связана с Невским проспектом, а Валерий Попов с упоением рассказывает о литературном портрете города, составленном из лиц его знаменитых обитателей.

Валерий Георгиевич Попов

Культурология
Петербург: неповторимые судьбы
Петербург: неповторимые судьбы

В новой книге Николая Коняева речь идет о событиях хотя и необыкновенных, но очень обычных для людей, которые стали их героями.Император Павел I, бескомпромиссный в своей приверженности закону, и «железный» государь Николай I; ученый и инженер Павел Петрович Мельников, певица Анастасия Вяльцева и герой Русско-японской войны Василий Бискупский, поэт Николай Рубцов, композитор Валерий Гаврилин, исторический романист Валентин Пикуль… – об этих талантливых и энергичных русских людях, деяния которых настолько велики, что уже и не ощущаются как деятельность отдельного человека, рассказывает книга. Очень рано, гораздо раньше многих своих сверстников нашли они свой путь и, не сворачивая, пошли по нему еще при жизни достигнув всенародного признания.Они были совершенно разными, но все они были петербуржцами, и судьбы их в чем-то неуловимо схожи.

Николай Михайлович Коняев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза