Струги на Неве. Город и его великие люди

– Похвально, – быстро переменил тему князь, которому, впрочем, польстило, что швед титулует его принцем на европейский лад. – Прекрасно и то, что ты изъясняешься по-нашему. Значит, дал слово не бежать и не поднимать шпагу в этой войне против русских?

– Да, – по-военному кратко отрубил Берониус. – Дать слово дворянина и офицера.

– Тогда я разрешаю тебе жить у купца Пахомки Зубова, коего спас от душегубцев, – милостиво улыбнулся Голицын. – Можешь днём даже гулять по Новгороду. Запрещаю только покидать город. Твою судьбу решит великий государь.

– Я есть благодарить вашу милость принца, – с достоинством поклонился Берониус и вышел, опять чуть не вдвое согнувшись перед предательски низкой для него дверью.

Величественным жестом князь отпустил и пятидесятника.

– Дон Кишот! По виду – так точно Дон Кишот, он таким вот длинным и смешным, как сказывал Ордин-Нащокин, у гишпанца и описан! А латы похожи у царя нашего в зале стоят! – засмеялся князь, лишь они с дьяком остались одни. – Будет о чём порассказать Афанасию Лаврентьевичу при встрече. А жить позволил у Пахома – так надо ж потачку каку дать столь любезному и воспитанному дворянину. Всё ж настоящих шведских рыцарей у меня в плену ишо не живало! У тебя есть ишо дела, Васка? Так докладай живо!

– Нет, но… – что-то хотел добавить дьяк.

– И ладно! – не дал ему сказать воевода. – Мне надобно споро царю о победе нашего войска отписать. А потом – и про шведа пленённого. Не знаю, что с ним делать!

– Зато бабы знают, – осклабился Шпилькин.

– Чаво? – резко развернулся к нему Голицын. – Стой, погоди уходить. Скажи прежде, каки-таки бабы?

– Свояченица купчины Зубова, вдова московского гостя Меланья себе шведа требует. Грит, раз спас – пусть теперь женится, – упёр руки в боки дьяк, изображая требовательную бабу.

– Ох! – схватился за живот Голицын. – Держите, щас помру!

Князь сложился пополам и аж закудахтал, заходясь от смеха. Достав цветной плат, вытер слезы, но вновь зашёлся – и, как пьяный, свалился на лавку.

– Дон Кишота берут в плен. Заместо гишпанской дамы Дульсинеи – вдовая московская купчиха! Иди, я успокоюсь – государю отпишу. Нет – сперва Милославскому, он Иноземным приказом ведает, потом Ордин-Нащокину А государю ишо обмыслю, каким слогом енто изложить! А сей случай с дважды пленённым шведом мы с тобой после с тщанием разберём.

– Как прикажешь, князь-воевода, – отвесил поклон дьяк.

– Иди, да пришли писца! – присел на лавке Голицын и принялся вытирать платом мокрые глаза и щёки.

В этот день князь диктовал много: письмо о победе воеводы Потёмкина на Неве – царю, и послания о приключениях купчих и благородном пленнике, принятом ими за Георгия Победоносца – Милославскому и Ордину-Нащокину. Дабы знали: Дон Кишот-то на русскую землю перебрался!

А Якоб Берониус тем временем отдыхал на мягком тюфяке в особой горнице, отведённой ему Пахомом в богатом купеческом доме – от перины старый вояка категорически отказался. К его услугам были мальчик-слуга и бочонок вина, поставленный на лавку вместе с серебряным кубком и подносом с пирогами прямо у тюфяка. Длинную шпагу ритмейстер расположил в изголовье, между постелью и стеной. По военной привычке он не думал, что с ним будет дальше. Берониус наслаждался покоем летнего вечера, напоминавшим о себе тёплым ветерком, то и время задувавшим какие-то пушинки в распахнутое узкое оконце, и решил хорошенько выспаться, пока губернатор решает его судьбу.

Военные будни

Молодой казак Семён оказался не только прилежным учеником лоцмана, но и на редкость сообразительным воинским человеком. Перед самым отплытием от места, на котором ранее возвышались шанцы, он подошёл к воеводе, в раздумьях гулявшему по ровному берегу и, переминаясь с ноги на ногу, решился нарушить его одиночество:

– Я тут удумал… Можа сгодится… Подсмотр учинить…

– Может и сгодится, ежели по-людски обскажешь, шо за птица твой подсмотр, – подбодрил его Потёмкин, взявший за правило всегда выслушивать всех своих людей – как говорится, курочка по зёрнышку. Иной стрелец или казак такое удумают, что век в голову не придёт!

– Я тута с Ивашкой на лодке ходил, с его рыбаками-знакомцами повидался. Во где им свей сидит, – пристукнул ребром ладони по горлу ясаулов внук.

– Нам то известно, – согласно кивнул Потёмкин.

– Помочь готовы. Я и удумал – подсмотр пора б учинить: речную стражу на Неве. Пущай известят, коли свейские суда нагрянут! Мы их встретить и успеем.

Воевода хлопнул себя по лбу:

– И как я сам не додумал! Ай, молодец, Сёмка! Коли не убьют – выйдешь у своих в атаманы! Тотчас с Назаром перемолвлю. Дадим струг, командуй подсмотром, аль водяной стражей – прозывай как хошь, тока б толк был! Да чтоб ни одна щепка от шведов мимо не проплыла! Идём!

Потёмкин, широко шагая, заспешил к стругам. Замахал издали Назару и Луке, мол, дело срочное.