Струги на Неве. Город и его великие люди

Импровизированный военный совет порешил: подсмотру быть! Уговорились, как Семён станет Потёмкину и Васильеву весточки подавать. Старый ясаул с нескрываемой любовью и гордостью смотрел на внука: не только силушкой Бог не обидел, но и умом! Превзошёл старика – опытный воин Лука понимал, что лишь внезапное нападение будет на руку юрким малым стругам. Вскоре русские суда ушли в направлении Орешка, оставив молодого казака с его новыми товарищами.

– Эх, вроде простые сосны-осинники кругом, а кака красотища! – опершись руками на борт своего струга разглядывал берега Потёмкин.

После уничтожения шведской крепости он пребывал в отличном расположении духа и вновь был более охочим до знаний книгочеем, нежели суровым царёвым воеводой.

– А ты приглядись, воевода, – указал рукой в сторону зеленеющего берега Василий. – Бона берёза, ольха. А на островах найдёшь в избытке липовых, ясеневых и вязовых лесов. А как у нас за Невой ельники! И Дубновы рощи есть!

– И всюду болота! – добавил Потёмкин.

– Верно, болот много, – согласился попович. – И леса глухие. Тут сторонний человек запросто сгинуть может.

– А я тут надысь беркута видал, енто мы не мимо его двора плывём? – стольник указал на венчающее остов бывшей сосны внушительных размеров гнездо.

– Не-а! – улыбнулся Свечин. – Это жильё скопы.

– Кто така? – удивился Потёмкин.

– Хищна птица, навроде ястреба, сама с аршин, кажное крыло с аршин, когти остры, клюв загнут, спина и крылья серы, грудь бела. Живут птицы парами в одном гнезде, деток растят.

– Похвально, – довольно закивал сторонник «Домостроя» Потёмкин. – Блуд он не токмо для людей, и для всякой твари греховен. А кого ловит скопа?

– Рыбу, хотя и лягуша прихватить может. Востроглазая, парит она над Невой высоко, как заметит добычу – камнем вниз падает, крылья назад отводит, лапы с чёрными когтями вперёд выставляет. Ухватила добычу, крылами взмахнула – и вверх! Понесла в гнездо! А край свой от других хищных птиц бережёт.

– От добра птица! Было б мочно – на свой стяг бы её поместил. И мы ж шведа с помощью Сёмки ныне так стережём. А сунется ён – налетим, хвать – и конец супостату! – пристукнул кулаком по борту Потёмкин, в котором вновь проснулся воевода. – А какая рыба здеся окромя судака да щуки? Язи есть?

– Есть. И мелкой много. А ишо в Неву осётр с моря заходит.

– О как! Надо бы отведать, слышь, Аким? Аким! – не находя глазами ключника громко позвал стольник.

– Слухаю, воевода! – подскочил верный слуга.

– Васка грит, в Неве осётр гуляет. Придём к Орешку – надо б добыть!

– Добудем, воевода! – поклонился Аким, думая, что добыть ему сперва нужно вещь поважнее осетра. О ней он и думал, потому и воеводе пришлось звать дважды.

Всё дело было в шапке. Знатный шлем с козырьком, мягким подшлемником под шишак, пластинчатым назатыльником и наушами воевода не жаловал, мурмолку тоже не любил. Всё припасённое в дорогу Акимом отринул безжалостно! Носил совсем не подобающую его достоинству суконную шапку с бобровой опушкой. Не мог такого терпеть Аким! Ясно, не на Москве, но ить не стрелецкий сотник Пётра Иваныч – полковой во-е-во-да! Потому и переживал ключник, что никак не мог исправить дело.

…Под Орешком всё оставалось по-прежнему. Пушкари обстреливали крепость, войско держало осаду. Потёмкина ж ожидали известия от Петра Михалыча Пушкина. Олонецкий воевода извещал, что идёт на Кексгольм-Корелу и по пути уже взял несколько острожков. Корелы воодушевились: повсюду восстают против шведов, убивают помещиков, жгут их усадьбы. Царёво войско уже на подходе к Ливонии. Из всего выходило, что уничтожение Ниеншанца Потёмкиным было пока главным успехом русской армии в этой войне! Теперь предстояло заняться Орешком. Но старый лис майор Граве, прикрывшись каменными стенами, чувствовал себя в полной безопасности. Решиться же на штурм воевода по-прежнему не мог – подкреплений-то не было! Как он и предполагал, оставалось лишь продолжать блокаду.

Привезённые из Ниеншанца пушки были переданы на Монашеский остров сотнику Сидору Волкову, и Емельян лично выпалил из самой большой по одной из крепостных башен.

– Привет Гравию от барона Горна послал шведским же ядром – для тово дела с самих Канцев припёр, – шутил он вечером у костра с потёмкинскими казаками, которые на обратном пути сумели-таки разговорить нелюдимого урядника.

О чём-то перемолвившись с воеводой, Емельян заручился его разрешением и по два раза на день стал гонять струг Потёмкина почти что в зоне досягаемости шведских пушек, заводя с ними артиллерийские дуэли. Василий, часто сопровождавший его и с удовольствием принявший предложение урядника постичь азы пушкарского дела, как-то поинтересовался, зачем Емельян зазря ядра да порох изводит, на что получил суровый ответ:

– С земли палить одно, с воды – дело другое. Река течёт быстро, струги качает. На вёслах така качка, под парусом – этака! Свыкнуться надоть!