Читаем Струги на Неве. Город и его великие люди полностью

– Я… согласовал цифры с вами, гере генерал-губернатор, – заволновался шотландец.

– Помню, помню, – лениво потянулся в кресле барон. – Я же сам давал ход донесениям. И этому, и другим. И в свои доклады вписывал вами приведённые сведения. Только вот на досуге выписал все цифры на большой лист, сложил – и обнаружил, что у Ижорского погоста нас остановили призраки.

– Как так? – непонимающе развернулся вместе со стулом в сторону Горна Киннемонд.

– А так. По нашим донесениям выходило, что мы изничтожили всё войско Потёмкина ещё к минувшему августу. Напомню: у него с лагерной обслугой было, по докладам подсылов, не более тысячи трёхсот человек. Не удивляйтесь, я дал себе труд их записки тоже разыскать и просуммировать.

– Но вы же сами видели…

– Вполне здоровых и хорошо вымуштрованных солдат, которые, если в них попадали наши рейтары или мушкетёры, падали замертво. Так что это были не призраки, мой дорогой будущий генерал. Учитесь у старика Горна! Хотя и я не без греха!

Киннемонд удивлённо и не очень вежливо пригнулся и заглянул в лицо начальнику.

– Да-да, – недовольно повторил Горн. – Скрестил козу с бараном! Поверил болтовне мальчишки о гвардейцах Никона и совместил это с полками Бокховена. На деле же гвардейцы оказались шайкой казаков, которых Никон нанял грабить Стокгольм. Но они быстро поняли, что на своих маленьких судах не пройдут по бурному морю – утонут все до единого! Вот и принялись разбойничать на Неве и речных берегах.

– Но дрались-то они совсем неплохо! – заметил Киннемонд.

– К счастью, срок их найма давно прошёл. Граве писал: ему почти удалось этих «казаков-гвардейцев» нанять действовать в интересах Короны против русских, но они заломили немыслимую цену.

– И где же они теперь, интересно? – поинтересовался шотландец.

– Понятия не имею. Наверное, вернулись домой или поплыли грабить где-нибудь в других землях.

– Хорошо, что и Потёмкина в ноябре отозвали в Москву!

– Согласен. Я даже располагаю сведениями, что его метят в послы. Для нас это большое облегчение, – с удовлетворением потёр руки Густав Горн. – Русским совершенно необязательно иметь генералов, умеющих маленькими отрядами наносить противнику большой ущерб. В одном Ниеншанце уничтожено свыше двухсот домов! Крепость надо возводить заново! Окрестности разорены! Помещичьи хозяйства преданы огню и разграблению! Потёмкин увёл с собой семь тысяч крестьян – я просуммировал донесения лазутчиков. Вы помните, это их он тогда решился прикрывать в неравном бою на дороге!

А главное, те, кто не ушёл с ним в Московию, по сию пору бунтуют! Я имею в виду крестьян. И не только русских – ингров, к примеру. Это же финны по крови, только крещены московскими попами! – распаляясь всё больше и больше продолжал свой монолог барон.

– Ладно, русских я понимаю, но бунтующих против нас православных финнов… Они ж по-русски ни слова не знают, молиться не умеют. Только крест целуют! А туда же – жгут усадьбы, угоняют скот, режут отставших от рот солдат, нападают на фуражиров – и считают себя защитниками веры! Считают, что выполняют наказ этого ужасного патриарха Никона!

– Как всё это прекратить? Послать драгун? Ниеншанц-то вновь нами занят, – решительно подкрутил кончики усов Киннемонд.

– Вернее, на месте, на котором он стоял, устроены временные валы, – уточнил барон. – Нет, надо пока мириться с русскими и растить много новых солдат – чистокровных шведов. Я не случайно занимался математикой. Наши приписки – детские шалости по сравнению с донесениями риксмаршала Делагарди. По его сведениям войско московского царя составляло сто тысяч солдат, а он истребил сорок тысяч. Я же отписал дядюшке – в очень вежливых, естественно, выражениях, что королевский зять ошибается. Во-первых, царь не мог выставить против нас ста тысяч, поскольку у московитов после чумы не наберётся такого войска. По данным подсылов они привели на наши земли тысяч сорок. А если гере Делагарди действительно истребил сорок тысяч русских, то кто же сейчас удерживает Дерпт, Кокенгаузен, Динабург, другие города и замки? Привидения из языческих легенд?

– Вы очень рисковали, гере генерал, – вскочил со стула и заходил по зале Киннемонд. – Делагарди может стать вашим врагом на всю жизнь!

– Ничуть. Во-первых, никто не будет опровергать и сжигать донесения, как наши, так и риксмаршала. Наоборот. Они осядут в архиве и дадут полное право говорить будущим историкам о блестящих победах над нашествием русских варваров. Наши донесения будут рассматриваться как правдивые старинные документы! И ещё: сколько бы он теперь ни пыжился и ни громил русских Делагарди, он останется навсегда битым этим князем, как же его прозвали свои… как в переводе, – замялся Горн и, вспомнив, звонко хлопнул себя ладонью по лбу, – а, точно, князем Пустозвоном!

Он довольно засмеялся, представив, как придворные перемывают косточки спесивому королевскому родственнику, который, будучи потомком иноземца и весьма сомнительным дворянином, имеет наглость не всегда считаться с мнением и интересами клана Горнов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Петербург: тайны, мифы, легенды

Фредерик Рюйш и его дети
Фредерик Рюйш и его дети

Фредерик Рюйш – голландский анатом и судебный медик XVII – начала XVIII века, который видел в смерти эстетику и создал уникальную коллекцию, давшую начало знаменитому собранию петербургской Кунсткамеры. Всю свою жизнь доктор Рюйш посвятил экспериментам с мертвой плотью и создал рецепт, позволяющий его анатомическим препаратам и бальзамированным трупам храниться вечно. Просвещенный и любопытный царь Петр Первый не единожды посещал анатомический театр Рюйша в Амстердаме и, вдохновившись, твердо решил собрать собственную коллекцию редкостей в Петербурге, купив у голландца препараты за бешеные деньги и положив немало сил, чтобы выведать секрет его волшебного состава. Историческо-мистический роман Сергея Арно с параллельно развивающимся современным детективно-романтическим сюжетом повествует о профессоре Рюйше, его жутковатых анатомических опытах, о специфических научных интересах Петра Первого и воплощении его странной идеи, изменившей судьбу Петербурга, сделав его городом особенным, городом, какого нет на Земле.

Сергей Игоревич Арно

Историческая проза
Мой Невский
Мой Невский

На Невском проспекте с литературой так или иначе связано множество домов. Немало из литературной жизни Петербурга автор успел пережить, порой участвовал в этой жизни весьма активно, а если с кем и не встретился, то знал и любил заочно, поэтому ему есть о чем рассказать.Вы узнаете из первых уст о жизни главного городского проспекта со времен пятидесятых годов прошлого века до наших дней, повстречаетесь на страницах книги с личностями, составившими цвет российской литературы: Крыловым, Дельвигом, Одоевским, Тютчевым и Гоголем, Пушкиным и Лермонтовым, Набоковым, Гумилевым, Зощенко, Довлатовым, Бродским, Битовым. Жизнь каждого из них была связана с Невским проспектом, а Валерий Попов с упоением рассказывает о литературном портрете города, составленном из лиц его знаменитых обитателей.

Валерий Георгиевич Попов

Культурология
Петербург: неповторимые судьбы
Петербург: неповторимые судьбы

В новой книге Николая Коняева речь идет о событиях хотя и необыкновенных, но очень обычных для людей, которые стали их героями.Император Павел I, бескомпромиссный в своей приверженности закону, и «железный» государь Николай I; ученый и инженер Павел Петрович Мельников, певица Анастасия Вяльцева и герой Русско-японской войны Василий Бискупский, поэт Николай Рубцов, композитор Валерий Гаврилин, исторический романист Валентин Пикуль… – об этих талантливых и энергичных русских людях, деяния которых настолько велики, что уже и не ощущаются как деятельность отдельного человека, рассказывает книга. Очень рано, гораздо раньше многих своих сверстников нашли они свой путь и, не сворачивая, пошли по нему еще при жизни достигнув всенародного признания.Они были совершенно разными, но все они были петербуржцами, и судьбы их в чем-то неуловимо схожи.

Николай Михайлович Коняев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза