Струги на Неве. Город и его великие люди

– А мы выждем удобный момент – и ударим по первому же значительному русскому отряду и объявим это большой победой. Может, нам повезёт, и князь неожиданно подставится. В конце концов, на моё счастье, он не стратег! К тому же я жду подкреплений из Швеции, – совершенно спокойным тоном произнёс губернатор. – Кстати, а где мой Игнациус? – вдруг задал он вопрос, которого Киннемонд ожидал с внутренним трепетом. Он прекрасно знал, что камердинер был тайным поверенным во все дела Горна уже много лет. И признаться, что бросил его в гуще боя, было не самым умным поступком, но…

– Он вступил в сражение с русскими, и более я его не видел, – с удивлением услышал шотландец будто и не свой голос.

– Бедный Игнациус! Наверно, свихнулся от трусости и решил умереть героем! Такое случается!

– Нет, гере барон, я жив! – неожиданно раздался слабый голос за спиной Киннемонда.

Оба присутствующих вздрогнули. Горн даже выскочил из своего удобного кресла.

– Ты жив?

– Да, хозяин! – слуга тут же напустил на себя важный вид и начал вдохновенно врать, мстя шотландцу:

– Когда подполковник бросил отряд и позорно бежал, я подхватил знамя и увлёк бегущих солдат в атаку!

– Молодец! Всё-таки шведская кровь нет-нет да заговаривает даже в трусливых душонках, – похвалил его Горн. – А вы, Киннемонд, кстати, не доложили мне, что бросили войско!

– Но гере… – попытался возразить наёмник.

– С вами потом разберёмся! Продолжай, мой храбрец! Потом на меня налетел огромный офицер стрельцов и сбил с ног. Так я оказался в плену. Меня приняли за барона Горна и отвели к князю Хованскому.

– Тебя? За меня! Ну спасибо этим варварам, – хохотнул губернатор.

– Князь сказал, что он ошибся, потому что решил: в критический момент боя самый главный и самый знатный командир увлекает свою армию вперёд, а не позорно бежит, – бросив ненавидящий взгляд на Киннемонда соврал лакей.

– Это правда, и я охотно прощаю князю его ошибку! – кивнул барон, косо взглянув на своего помощника, не знающего, куда деться от стыда.

– Потом князь Хованский отпустил меня, передав вам, что встреча столь знатных лиц во главе своих войск ещё впереди.

– Я только что говорил об этом Киннемонду – пробурчал Горн. – Что ещё?

– А для подполковника он при мне приказал приготовить кол и заявил, что будет возить его всюду, и как только его люди изловят гере шотландца, он немедля прикажет его на этот кол и посадить, как труса, недостойного дворянского звания! – торжествующе завершил свой рассказ камердинер.

– Ладно, иди отдыхай. Можешь даже выпить моего ликёра – только не опустоши всю бутылку! – милостиво улыбнулся слуге Густав Горн. – А вы, Киннемонд, останьтесь. Оказывается, нам есть ещё о чём поговорить!

…Густав Горн не ошибся: Тараруй действительно засобирался домой. Разбив по дороге ещё пару случайно напоровшихся на него шведских отрядиков, он триумфально вступил в Псков, приказав пехоте выстроиться в шеренги по дороге к Крому в самом Кроме, а пушкарям на валах палить в честь его русских побед.

Царь же Алексей Михайлович, приказавший Ордин-Нащокину проверить странные донесения Тараруя, убедился, что шведов под Гдовом полегло около двух тысяч, что было тоже немало. И учитывая, что только благодаря победам войска князя Хованского все шведские успехи были перечёркнуты, а инициативу в этой затянувшейся войне удалось-таки вернуть, был весьма милостив к своему воеводе, решив про себя, что после следующей же победы Хованского пожалует его в бояре. Это было высшей наградой в русском государстве!

Московский вечер

Масленичный блинный пир у стольника Петра Ивановича Потёмкина подходил к концу. В горнице на втором этаже, за столом, укрытом скатертью с затейливым узором, гости – стольник Пётр Михайлович Пушкин да полковник Семён Данилович Змеёв, не утратив за много часов, за столом проведённых, аппетита и уничтожив щедро заготовленные Акимом блины и пирожки, воздавали должное тульским пряникам, усыпая крошками атлас дорогих кафтанов.

Свечи бросали яркие тени на и без того раскрасневшиеся лица, слуги только что принесли новые братины с вином, наполнили и кубки дворян.

– Таких бы нам на Ладогу, – весело подмигнул хозяину Пушкин. – Чай помнишь, как меня заместо пряников корюшкой потчевал?

– Нам бы полк его рейтар тады на Ладогу! – вздохнул Потёмкин.

Свечи колыхнулись от дыхания, дёрнулись в сторону Змеёва – и на стену упала смешная тень от усатого, но безбородого лица полковника.

– Шёл бы со мной в рейтары – можа, с полком бы под Орешком и очутилси, – подпёр кулаком гладко бритое лицо слегка захмелевший Змеёв.

– Жаль, Потёмкин, не взял я Корелу, а ты не укрепился на Неве! – поднял позолоченный кубок Пушкин.

– А будут Пушкины с Потёмкиным и в рейтарах, и на Неве! – встрепенулся стольник. – Пью за то! Чай на нас род не прерывается!