Читаем Струги на Неве. Город и его великие люди полностью

– Хованский-то, как мне доносили, и вправду с перепоя решил ударить на риксмаршала: опустошил кубок, выскочил на двор, оседлал коня – кавалеристы последовали за ним и, проскакав много вёрст, атаковал его в ночи. Пехота едва успела подоспеть, сев за спины драгунов! Иногда такие нападения удаются.

Своим позорным поражением Делагарди, на графской короне которого ещё не успела высохнуть золотая краска, мне подыграл: королевский совет решил прекратить войну на этом направлении, искать мира с царём Алексеем и сосредоточиться на Дании. Мало того, вести переговоры с русскими в следующем году буду, помимо послов, и я!

– Но почему не сейчас? – удивился шотландец.

– Потому что мы должны согласиться мириться лишь после хорошей победы. Я решился: приказываю вам отобрать лучших людей и, скрытно покинув крепость, ударить по тому русскому отряду, в котором находится сам воевода князь Хованский. Если хотите, можете подняться на Длинного Германа[82] и полюбоваться его лагерем, – предложил подчинённому Горн.

Киннемонд поднялся, чтобы исполнить приказание, но барон остановил его:

– Минуту! Объясняю, гере подполковник: этой победой мы оправдаемся перед Стокгольмом за все неудачи. А заодно покажем, что Делагарди просто-напросто смалодушничал под Гдовом! Так что жду вас, мой дорогой, с победой. И с пленённым, а лучше – с убитым псковским воеводой. А теперь идите, – губернатор величественным взмахом руки отпустил Киннемонда. – И возьмите с собой Игнациуса. Пусть доставит мне все важные бумаги гере князя! Он в этом разбирается хорошо!

– Но гере губернатор! – выскочив из своего тёмного угла, бросился на колени перед бароном верный камердинер. – Там будет бой! Я помню Ижорский погост.

Несчастного слугу била нервная дрожь, пот крупными каплями тёк по дряблым щекам.

– Нечего бояться, гере храбрец! Там будет не бой, а истребление русских. Мне же нужны бумаги воеводы, которые наши доблестные солдаты и рейтары просто пустят по ветру – их кроме денег да дорогих безделушек ничего не интересует. Держись Киннемонда!

Игнациус нехотя поднялся на ноги и бросил просящий взор на хозяина.

– Иди же, ты получишь награду, – прикрикнул Густав Горн.


…Князь Хованский, естественно, понятия не имел о содержании беседы в Нарвском замке, но ожидал подобной вылазки, потому и держал рядом с собой рейтар Змеёва и донских казаков, воевавших в прошлым году на Неве. Он учёл и то, что полковник сдружился с ясаулом, который рассказывал Семёну Даниловичу в подробностях о ратных подвигах его старинного товарища Потёмкина. И Змеёв всякий раз удивлялся: его друг-книгочей, с которым они царя на богомолья сопровождали, оказался дельным воеводой. А он-то считал его более годным для мирной службы!

И Хованскому полюбился старый Лука, знавший тьму разных историй и баек, песен и сказаний. При том выпить был не дурак! И князь глянулся ясаулу: хоть и пустобрёх воевода, но рубака отчаянный, пред товариществом нос не дерёт, ежели что – из своей казны щедро жалует, – а до остатнего… казаки тож после сечи бахвалиться любят, – объяснял товарищам ясаул.

Помогло их нежданному сближению и то, что воевода в случайном разговоре узнал интересные сведения о предках старика.

– А каки люди к вам бегут? – как-то спросил он.

– Да разны. И крестьяне, и дворяне бывает.

– Да ну?

– Ага. Дед моего деда ваще навроде тебя был, – усмехнулся Лука.

– Сказывай! – не поверил Хованский.

– Про князей Ушатых слыхивал?

– Они ж давно все повымерли! – махнул рукой Хованский.

– Верно. Князь Пётр Фёдорыч с братьями удела не имел, Ивану Третьему служил. Окромя ран да болячек ничо не нажил.

– И сгинул в походе! – добавил Иван Андреевич.

– Не-а, к казакам подался, – возразил Лука. – А у нас, известное дело, бояр да князей нет. Атаманов сами избираем!

Этот разговор изменил отношение высокородного князя к ясаулу и казакам в целом. Втайне он торжествовал: голос крови не подвёл! Не зря он сразу же почувствовал приязнь к этому старику. К тому ж бражничать с Рюриковичем, потомком ярославских князей, пусть и давно утратившим право на титул, было Гедиминовичу не зазорно. Главное не титул, коий можно, как Делагарди к примеру, для прикрытия худородности пожаловать. Главное, рассуждал князь, порода! Не зря штандарт Делагарди именно Лука захватил!

Ясаул со Змеёевым и предложили Ивану Андреевичу выманить шведов за стены и через реку, составив хитрый план.

Барон Горн, излагали, он и князю не преминет напасть на псковского воеводу, если тот с малыми силами будет стоять недалече от Наровы. Значит, надо встать лагерем на открытом месте, лучше у леса, на виду у шведских подсылов с казаками и сотней стрельцов во главе с Фомой Извековым, также «по наследству» доставшихся Тарарую, а чуть поодаль, в самом лесу, припрятать отряд рейтар. Лука после долгого разговора показал князю и полковнику секретное оружие, с помощью которого уложит множество налётчиков на открытом месте – и Хованский решился. Сделал всё, как предлагали советчики.

Перейти на страницу:

Все книги серии Петербург: тайны, мифы, легенды

Фредерик Рюйш и его дети
Фредерик Рюйш и его дети

Фредерик Рюйш – голландский анатом и судебный медик XVII – начала XVIII века, который видел в смерти эстетику и создал уникальную коллекцию, давшую начало знаменитому собранию петербургской Кунсткамеры. Всю свою жизнь доктор Рюйш посвятил экспериментам с мертвой плотью и создал рецепт, позволяющий его анатомическим препаратам и бальзамированным трупам храниться вечно. Просвещенный и любопытный царь Петр Первый не единожды посещал анатомический театр Рюйша в Амстердаме и, вдохновившись, твердо решил собрать собственную коллекцию редкостей в Петербурге, купив у голландца препараты за бешеные деньги и положив немало сил, чтобы выведать секрет его волшебного состава. Историческо-мистический роман Сергея Арно с параллельно развивающимся современным детективно-романтическим сюжетом повествует о профессоре Рюйше, его жутковатых анатомических опытах, о специфических научных интересах Петра Первого и воплощении его странной идеи, изменившей судьбу Петербурга, сделав его городом особенным, городом, какого нет на Земле.

Сергей Игоревич Арно

Историческая проза
Мой Невский
Мой Невский

На Невском проспекте с литературой так или иначе связано множество домов. Немало из литературной жизни Петербурга автор успел пережить, порой участвовал в этой жизни весьма активно, а если с кем и не встретился, то знал и любил заочно, поэтому ему есть о чем рассказать.Вы узнаете из первых уст о жизни главного городского проспекта со времен пятидесятых годов прошлого века до наших дней, повстречаетесь на страницах книги с личностями, составившими цвет российской литературы: Крыловым, Дельвигом, Одоевским, Тютчевым и Гоголем, Пушкиным и Лермонтовым, Набоковым, Гумилевым, Зощенко, Довлатовым, Бродским, Битовым. Жизнь каждого из них была связана с Невским проспектом, а Валерий Попов с упоением рассказывает о литературном портрете города, составленном из лиц его знаменитых обитателей.

Валерий Георгиевич Попов

Культурология
Петербург: неповторимые судьбы
Петербург: неповторимые судьбы

В новой книге Николая Коняева речь идет о событиях хотя и необыкновенных, но очень обычных для людей, которые стали их героями.Император Павел I, бескомпромиссный в своей приверженности закону, и «железный» государь Николай I; ученый и инженер Павел Петрович Мельников, певица Анастасия Вяльцева и герой Русско-японской войны Василий Бискупский, поэт Николай Рубцов, композитор Валерий Гаврилин, исторический романист Валентин Пикуль… – об этих талантливых и энергичных русских людях, деяния которых настолько велики, что уже и не ощущаются как деятельность отдельного человека, рассказывает книга. Очень рано, гораздо раньше многих своих сверстников нашли они свой путь и, не сворачивая, пошли по нему еще при жизни достигнув всенародного признания.Они были совершенно разными, но все они были петербуржцами, и судьбы их в чем-то неуловимо схожи.

Николай Михайлович Коняев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза