Сумерки всеобуча. Школа для всех и ни для кого

Тот, одинокий, Богом казался.И если не грешно. С богом сравнялся.Тот, кто пред тобой появлялся.Тот, кого ты слыхал. С кем видался.Сладкой улыбкой улыбалась она.

Все чувства мои отнимала она.Лесбию вижу – и молитва однаВо мне остается. И навсегда…Язык цепенеет от слов таких.Огонь пылает в сосудах моих.Звуки сливаются, и в очах моих

Ясный огонь давно уже стих…

Сам по себе этот перевод является достаточным доказательством, что и точность и соответствие оригиналу не входили в число целей. Но здесь наиболее показательными являются переводы учителя – то, что С. Курганов предложил для первой миниатюры, включенной в сборник, озаглавив свой вариант «Постумия», является уже не переводом, а подражанием (курсивом мы выделили то, что не имеет никакого соответствия в оригинале):

Учительница первая пьяна.Она пьянее самых пьяных ягод.Иди ко мне, любимый ученик,

Подай мне чашу горького Фалерна.Не разбавляй водой – оставь ееТем, кто уплыл, и тем, кто не вернулся.Хочу побыть я с Бахусом одна,Как Ариадна, брошенная всеми.

Стоило ли переносить сцену из римского триклиния в обычную школу – вопрос риторический. Интересно то, что мы затрагиваем в данном случае тему, обозначенную в предисловии: «Многие слова, кочующие из одного “взрослого” переложения в другое, нам показались не вполне адекватными…» В версии Курганова отражено то, что присутствует в большинстве ученических переводов и, несомненно, обсуждалось на уроке: замена пушкинской «председательницы оргий» на «учительницу» встречается в 5 переложениях детей из 15, почти столько же – 3 – употребили слово «учитель», один – «наставник». Но в остальных (за исключением одного, правильного) оно просто опущено. Словарик, приложенный к сборнику, дает такой перевод слова magistra: «начальница, наставница, учительница». Это ближе к истине, но еще не истина.

Имелись ли в наличии основания переносить пирушку на школьную сцену, да еще – «учительница первая пьяна» – в младший класс? Авторитетный словарь Форчеллини их не дает: для magister (от magis, больше) в качестве первого значения он приводит версию «начальник», и развитие в «учителя» возможно только потому, что учитель поставлен над детьми. Но в античности профессия эта мужская, и в значении «наставница» слово magistra употребляется лишь в переносном смысле (напр., у Цицерона: «Сельская жизнь – наставница в бережливости, заботливости, справедливости»; «Философия – наставница нравов»). Таким образом, филологических оснований для этого кульбита нет; если версия старших переводчиков и показалась семиклассникам неадекватной, то уж никак не в силу превосходства их познаний.[100]

Еще немного о Катулле. У него есть одно преимущество – потрясающе модернистический опыт, делающий его гораздо ближе современному человеку, человеку не новой эпохи в целом, а именно конца XX – начала XXI в., нежели практически любой другой поэт античности. Иногда переводчики заостряют модернистичность Катулла, делая его еще «ругательнее» и прежде всего «сексуальнее», чем он есть на самом деле; таков, напр., недавно вышедший перевод Максима Амелина, и неудивительно, что эта книжка оказалась самой популярной среди изданий античных авторов. Что-то подобное мы наблюдаем и в данном случае; но вернемся к началу – какова же педагогическая цель работы?

Мы выдвинули несколько версий (изучение латинского языка, стремление к точности в воспроизведении оригинала, обучение версификации в рамках переводческой техники); все их нам пришлось отклонить. Единственное, что можно принять как адекватное, – признание-приписка ученика В. Маслова к переводу этого же стихотворения: «Так я его услышал». Таким образом, единственное, что, как нам думается, действительно культивируется на таких занятиях, – субъективизм ви́дения, не нуждающийся в аргументах для своей картины; упомянутые в предисловии «консультации со специалистами» представляют собой, по-видимому, дымовую завесу. Является ли латинская литература в целом и Катулл в частности наиболее удачным полигоном этой деятельности – вопрос второстепенный. Мы сомневаемся в ее пользе в принципе.

IV. Шекспир и Лорка на берегах Невы