Самъ писать сочиненiя никогда не любилъ. По вполнѣ понятнымъ причинамъ, обрисованнымъ въ обсужденiи. Однако стоитъ трезво взглянуть правдѣ въ лицо: сочиненiе – послѣдняя и единственная форма риторического воспитанiя, которая оставалась въ совѣтской школѣ. Уповать на переквалификацiю и повышенiе оной напрасно: мы располагаемъ такимъ педагогическимъ корпусомъ, какимъ располагаемъ, и гораздо легче помѣнять идеологiю, нежели самъ подходъ къ этой – далеко не высшаго уровня – риторикѣ.
Но отмѣнять сочиненiе, не введя другую риторическую форму, нельзя. Если понять – въ духѣ де Местра – трiединую задачу школы какъ «умѣть хорошо мыслить, хорошо говорить и хорошо писать», нельзя не признать, что упражненiя подобнаго рода (причемъ съ опредѣленными ограниченiями свободы самовыраженiя) нужны. Только вотъ какимъ образомъ можно этому обучать?
Прочелъ книгу, о которой писалъ здѣсь.[186]
Она распадается на двѣ части – одна дѣйствительно о молодежи, вторая – о крахѣ либеральной идеологiи и о народничествѣ какъ лѣстницѣ отъ западничества къ славянофильству. Вторая часть выдаетъ желаемое за дѣйствительное и не слишкомъ интересна, ибо въ перспективѣ ближайшаго тридцатилѣтiя оказалась близорукой. А первая заставила задуматься вотъ о чемъ. На рубежѣ XIX–XX вв. студенчество и бѣдность – спутники непредставимые другъ безъ друга. Въ началѣ и въ серединѣ столѣтiя это еще было не акъ. Не думаю, что среднiй уровень жизни населенiя упалъ; скорѣе изменился соцiальный составъ студенчества.Ни для кого не секретъ, что одна изъ функцiй образованiя – соцiальный лифтъ (либо, наоборотъ, отсутствiе такового, какъ въ Англiи). Фудель рисуетъ страшную картину передѣлыванiя гимназистовъ и студентовъ въ «господъ» съ завышенными претензiями, съ презрѣнiемъ къ трудовой жизни своего окруженiя, съ расчетомъ на казенное «мѣсто» и жирный кусокъ пирога, чего на всѣхъ, естественно, не хватало. Семействамъ «при дѣлахъ» такое образованiе было, конечно же, не нужно, а реальной потребности въ гимназическомъ – тѣмъ паче университетскомъ – курсѣ для сидѣнiя за прилавкомъ и много чего еще не требовалось. Такъ, можетъ, мудръ былъ циркуляръ Дѣлянова о «кухаркиныхъ дѣтяхъ» и нужно было на самомъ дѣлѣ какъ-то притормозить этотъ соцiальный лифтъ, послѣдствiя которого страна не въ состоянiи была переварить?
Очень грубо и схематично – о томъ, можно ли учить думать.
Собственно, любое ученiе опирается на какую-то базовую способность; нельзя научить музыкѣ человѣка совершенно безъ слуха, сравнительно просто – съ абсолютнымъ слухомъ, но большинство случаевъ – переходныя формы, когда и дѣло не безнадежно, и труда много. Въ обученiи главное – поставить въ такую ситуацiю, когда способность работала бы, усложняя упражненiя; и воспитанiе мысли ничѣмъ принципiально не отличается отъ воспитанiя слуха или развитiя тѣла. Обычно проблемы, съ которыми мы сталкиваемся въ жизни, либо слишкомъ просты для такихъ тренировокъ, либо слишкомъ сложны; педагогика выстраиваетъ градацiю упражненiй. Другое дѣло, что больше всего такихъ возможностей у математики и древнихъ языковъ; причемъ возможности эти немножко разные (математика развиваетъ виденiе, а языки – использованiе ресурсовъ памяти). Исторiя и литература требуютъ мысли уже на высокомъ уровнѣ; такого рода систему упражненiй въ нихъ выстроить трудно. Естественныя науки, какъ мнѣ кажется, тоже; по моимъ устойчивымъ воспоминанiямъ, все, что касалось мысли, цѣликомъ и полностью въ ихъ епархiи покрывалось математикой. Учителя физики и химiи въ школѣ могли даже не замѣтить, что я вообще не беру въ голову то и другое: задачи я благополучно рѣшалъ (математическихъ знанiй было достаточно), отбарабанить на зусть любой кусокъ текста было нетрудно, а въ черепную коробку къ каждому не заглянешь.
Воспитательное самообслуживанш
Такой вотъ рѣдко используемый методическiй прiемъ.
Если старшекласснику или студенту нуженъ зачетъ/экзаменъ, а перспективы сдачи по существу нулевыя, можно ему заявить, что Вамъ лѣнь или недосугъ читать ему нравственныя проповѣди, а потому онъ долженъ сдѣлать это самъ: сочинить, представить на Ваше разсмотрѣнiе и прочесть самому себѣ нравственную проповѣдь на тему добросовѣстности въ жизни и учебѣ. Мнѣ кажется, что у русскаго юношества есть такiя черты, которыя сдѣлаютъ эту процедуру достаточно непрiятной и педагогически цѣнной.
…Первое, что имѣетъ смыслъ сдѣлать, – посмотрѣть, насколько описанная здѣсь симптоматика соотвѣтствуетъ дѣйствительности. И съ этимъ сразу же возникаютъ проблемы.