Сверчок за очагом (пер.Линдегрен)

Оставшись одна, бдная Дотъ горько зарыдала; но она часто старалась заглушить свои рыданія, вытирала глаза и говорила о томъ, какъ добръ ея мужъ, какой онъ превосходный человкъ. А разъ или два молодая женщина даже засмялась такимъ задушевнымъ торжествующимъ и неумстнымъ смхомъ, (такъ какъ въ то же время не переставала плакать), что повергла Тилли въ настоящій ужасъ.

— О, перестаньте, пожалуйста, — говорила нянька. Вдь отъ этого, чего Боже сохрани, ребеночекъ вашъ можетъ помереть, если вы станете такъ убиваться, смю вамъ сказать!

— А ты будешь приносить его иногда къ отцу, Тилли, когда мн нельзя будетъ здсь жить, и я уду въ свой старый домъ? — спрашивала ее хозяйка, вытирая глаза.

— Ой, замолчите, прошу васъ, — вопила Тилли, закидывая назадъ голову, разражаясь громкимъ воемъ и удивительно смахивая на Боксера, — ой, перестаньте, смю васъ просить! Ой, что это такое приключилось со всми, что вс разошлись, разъхались и разбжались, надлавъ всмъ прочимъ столько горя? О-о-о-о-о!

Чувствительная Слоубой взвыла еще громче посл этихъ словъ. Ея ревъ былъ тмъ ужасне, что она давно уже сдерживала подступавшія рыданія. Дикіе вопли няньки непремнно разбудили бы и напугали ребенка, пожалуй, до того, что съ нимъ сдлался бы родимчикъ, еслибъ она не увидала въ окно Калеба Плэммера, который велъ свою слпую дочь. При этомъ зрлищ въ ней пробудилось чувство приличія; нсколько минутъ она стояла молча, съ разинутымъ ртомъ, а затмъ, бросившись къ колыбели, гд спалъ малютка начала корчиться, точно въ пляск святаго Вита, подергивая руками и ногами, зарываясь въ тоже время лицомъ и головой въ простыни на постели и очевидно находя большое облегченіе въ этихъ необычайныхъ операціяхъ.

— Мэри, — сказала Берта, — при вход въ комнату, — ты не на свадьб!

— Я говорилъ, что васъ не будетъ тамъ, мэмъ, — прошепталъ Калебъ. — Я слышалъ толки объ этомъ вчера вечеромъ. Но увряю васъ, — прошепталъ маленькій человчекъ, нжно взявъ хозяйку за об руки, — я не придалъ значенія тому, что говорятъ нкоторые люди. Я имъ не врю. Положимъ, я ничтожество, но все же скоре дамъ себя истерзать въ клочки, чмъ поврю одному дурному слову на вашъ счетъ.

Онъ обхватилъ ее обими руками и прижалъ къ себ, какъ дитя прижимаетъ куклу.

— Берта не могла бы оставаться сегодня дома, — говорилъ Калебъ. — Она боялась, я знаю, услыхать колокольный звонъ, боялась что не выдержитъ, находясь такъ близко къ новобрачнымъ въ день ихъ свадьбы. Поэтому мы вышли заране изъ дома и пришли сюда. Я все думалъ о томъ, что надлалъ, — заговорилъ опять отецъ посл недолгаго молчанія;- я бранилъ себя до тхъ поръ, пока пересталъ даже понимать, за что мн взяться и куда кинуться, при вид горя моей дочери. И вотъ я пришелъ къ заключенію, что будетъ лучше, если я выскажу правду Берт при васъ. Вдь вы не откажетесь побыть при этомъ? — спрашивалъ онъ, дрожа всмъ тломъ. — Я не знаю, какъ подйствуетъ на бдняжку мое признаніе; я не знаю, что она подумаетъ обо мн; не знаю, будетъ ли она любить посл того своего несчастнаго отца! Но для нея будетъ лучше, когда обманъ откроется, а я долженъ примириться съ неизбжными послдствіями моего безразсудства и понести заслуженную кару.

— Мэри, — сказала Берта, — гд твоя рука? Ахъ, вотъ она, вотъ она! — воскликнула слпая, прижимая руку Дотъ къ губамъ съ улыбкой, а потомъ продвая ее подъ свою руку. — Я слышала, какъ наши гости шептались между собой вчера вечеромъ, какъ приписывали теб какой-то безчестный поступокъ. Они ошибались.

Жена фургонщика промолчала. Калебъ отвчалъ за нее.

— Они ошибались, — подтвердилъ онъ.

— Я знала это, — съ гордостью подхватила Берта. — Я такъ имъ и сказала. Я не хотла слышать про нее ни одного дурного слова. Дотъ не заслуживаетъ осужденія! — она пожала руку Дотъ и приложила ея нжную щечку къ своему лицу. — Нтъ, я не настолько слпа, чтобъ сдлать это.

Калебъ подошелъ съ одной стороны къ дочери, тогда какъ Дотъ стояла по другую сторону, держа ее за руку.

— Я знаю васъ всхъ лучше, чмъ вы думаете, — сказала Берта. — Но никого не знаю я такъ хорошо, какъ милую Дотъ. Даже тебя, отецъ. Вокругъ меня нтъ ничего, въ половину такого дйствительнаго, такого истиннаго, какъ она. Еслибъ я могла сію минуту прозрть и никто не сказалъ бы мн ни слова, я сейчасъ узнала бы ее въ толп! Сестра моя!

— Берта, Берта! — началъ Калебъ, — у меня есть на душ кое-что, и я долженъ поговорить съ тобою откровенно, пока мы здсь одни, безъ постороннихъ свидтелей. Выслушай меня и не сердись! Я долженъ сдлать теб признаніе, моя милочка.

— Признаніе, отецъ?

— Я уклонился отъ правды и заблудился, дитя мое, — произнесъ Калебъ съ жалкимъ выраженіемъ на своемъ растерянномъ лиц. — Я уклонился отъ правды, думая принести теб пользу, и поступилъ съ тобою жестоко.

Слпая повернула къ нему свое окаменвшее отъ изумленія лицо и повторила:

— Жестоко?

— Онъ обвиняетъ себя слишкомъ строго, Берта, — возразила Дотъ. — Ты сейчасъ сама убдишься, въ томъ. Ты первая оправдаешь его.

— Онъ жестокъ ко мн! — воскликнула Берта съ недоврчивой улыбкой.