Сверчок за очагом (пер.Линдегрен)

— И въ своей слпот я врила ему, — говорила двушка, лаская отца, со слезами горячей любви, — врила, что онъ совсмъ другой! И живя съ нимъ бокъ о бокъ изо дня въ день, не замчала, какъ онъ заботился обо мн! Мн и во сн не снилось ничего подобнаго.

— Здоровый, румяный отецъ въ синемъ пальто, Берта, — сказалъ бдный Калебъ. — Онъ пропалъ!

— Ничто не пропало, — возразила дочь. — Нтъ, ненаглядный отецъ, все остальное здсь — въ теб. Отецъ, котораго я любила такъ искренно; отецъ, котораго я никогда не любила достаточно и никогда не знала; благодтель, котораго я стала сперва почитать и любить, потому что онъ выказывалъ мн такое участіе; вс эти люди въ теб. Ничто не умерло для меня. Душа всего, что было мн дорого, находится здсь — здсь съ изможденнымъ лицомъ и сдою головой! А я уже больше не слпа.

Во время этой рчи все вниманіе Дотъ было сосредоточено на отц и дочери; однако, взглянувъ теперь въ сторону маленькаго косца на мавританскомъ лугу, она увидла, что часамъ осталось лишь нсколько минутъ до боя, и тотчасъ впала въ первное и возбужденное состояніе.

— Отецъ, — нершительно произнесла Берта. — Мэри.

— Да, моя дорогая, — отвчалъ Калебъ. — Она тутъ.

— Въ ней никакой перемны? Ты никогда не обманывалъ меня на ея счетъ?

— Боюсь, моя дорогая, что я, пожалуй, погршилъ бы противъ истины, — отвчалъ Калебъ, — еслибъ могъ сдлать Дотъ еще лучше. Но мн пришлось бы измнить се только къ худшему, еслибъ я вздумалъ измнять ее вообще. Для нея всякія прикрасы излишни, Берта.

Хотя слпая двушка была уврена заране въ утвердительномъ отвт отца, однако, при его словахъ кинулась обнимать Дотъ, сіяя гордостью и восторгомъ. То было восхитительное зрлище.

— При всемъ томъ, — сказала миссисъ Пирибингль, — могутъ произойти большія перемны, Берта, какихъ ты и не ожидаешь. Перемны къ лучшему, хочу я сказать, перемны, которыя сильно обрадуютъ нкоторыхъ изъ насъ. Только ты не пугайся, еслибы произошло что нибудь подобное, помни это. Чу, кажется, гремятъ колеса по дорог? У тебя тонкій слухъ, Берта. Кто нибудь детъ?

— Да. И мчится очень быстро.

— Я… я… я знаю, какой у тебя тонкій слухъ, — повторила Дотъ, прижавъ руку къ сердцу и продолжая сыпать словами, чтобъ скрыть свое волненіе;- я часто замчала это; вдь не дальше, какъ вчера, ты уловила т странные шаги. Но почему же ты сказала, какъ я отлично помню, Берта: "чьи это шаги?" II почему ты обратила на нихъ больше вниманія, чмъ на иную походку, этого я не знаю. Однако, въ свт произошли большія перемны, какъ я сказала сейчасъ, и мы сдлаемъ очень хорошо, если приготовимся къ неожиданности.

Калебъ недоумвалъ, что бы это значило, замтивъ, что хозяйка дома обращалась столько же къ нему, сколько къ его дочери. Онъ съ удивленіемъ видлъ, что въ своемъ волненіи и разстройств она едва переводитъ духъ и держится за спинку стула, чтобы не упасть.

— Да, это, дйствительно, стучатъ колеса! — продолжала Дотъ прерывающимся голосомъ. Ихъ стукъ все ближе!… ближе!… У самаго дома!… А теперь, слышите? — экипажъ остановился у калитки сада!… А вотъ и шаги на крыльц — т же самые шаги, Берта, не правда ли?.. А вотъ!..

Она громко вскрикнула въ неудержимомъ восторг, посл чего, подбжавъ къ Калебу, зажала ему руками глаза, когда молодой человкъ ворвался въ комнату и, подбросивъ кверху свою шапку, кинулся къ нимъ.

— Все кончено? — воскликнула Дотъ.

— Да!

— И благополучно?

— Да!

— Припоминаете ли вы этотъ голосъ, дорогой Калебъ? Слыхали ли вы раньше другой, похожій на него? — спрашивала миссисъ Пирибингль.

— Еслибъ мой мальчикъ въ благодатной Южной Америк былъ живъ… — произнесъ Калебъ, дрожа всмъ тломъ.

— Онъ живъ! — закричала Дотъ, отнявъ руки отъ его глазъ и хлопая въ ладоши;- взгляните на него! Вотъ онъ передъ вами, здравъ и невредимъ! Вашъ родной, милый сынъ! Твой родной, милый, живой и любящій братъ, Берта!

Честь и слава маленькому существу за ея восторгъ! Честь и слава ея слезамъ и смху, въ то время, какъ отецъ, сынъ и дочь обнимались между собою! Честь и слава той сердечности, съ какою Дотъ встртила на полдорог загорлаго моряка съ его длинными темными волосами и не отвернулась въ сторону, когда онъ вздумалъ поцловать ея алыя губки, и позволила ему прижать себя къ его взволнованной груди.

Честь и слава также кукушк, которая выскочила изъ подъемной дверки мавританскаго дворца, точно воръ, и прокуковала двнадцать разъ передъ собравшейся компаніей, словно охмелвъ отъ радости.

Вошедшій фургонщикъ отшатнулся назадъ. И не мудрено: онъ никакъ не ожидалъ найти у себя такое многочисленное общество.

— Посмотрите, Джонъ! — воскликнулъ Калебъ, вн себя отъ радости, — посмотрите сюда! Мой родной мальчикъ изъ благодатной Южной Америки! Мой родной сынъ! Тотъ самый, котораго вы снарядили въ дальнюю дорогу на свой счетъ! Тотъ самый, которому вы были всегда такимъ преданнымъ другомъ.

Хозяинъ сдлалъ шагъ впередъ, чтобы взять его за руку, но остановился въ нершительности, когда замтилъ въ его чертахъ какое-то сходство съ глухимъ человкомъ въ фургон.

— Эдуардъ! — промолвилъ онъ, — такъ это былъ ты?