Сверчок за очагом (пер.Линдегрен)

— Разскажи ему, — подхватила Дотъ. — Разскажи ему все, Эдуардъ; не щади меня, потому, что я сама ни за какія блага не стану щадить себя передъ нимъ.

— Да, то былъ я.

— И ты позволилъ себ вкрасться переодтымъ въ домъ твоего друга? — воскликнулъ фургонщикъ. — Знавалъ я когда-то честнаго малаго — сколько лтъ назадъ, Калебъ, услыхали мы о его смерти и думали, что убдились въ ней? — тотъ никогда не сдлалъ бы такой низости.

— Былъ у меня когда-то великодушный другъ, который скоре замнялъ мн отца, — сказалъ Эдуардъ;- тотъ никогда не осудилъ бы ни меня и никого другого, не выслушавъ предварительно. Этотъ другъ былъ ты. Я убжденъ, что ты меня выслушаешь.

— Хорошо! Это правильно. Я согласенъ выслушать тебя, — отвчалъ фургонщикъ, бросая смущенный взглядъ на жену, по-прежнему державшуюся вдалек отъ него.

— Я долженъ признаться, что когда узжалъ отсюда совсмъ юношей, — началъ Эдуардъ, — то былъ влюбленъ, и мн отвчали взаимностью. Она была очень молоденькая двушка, которая пожалуй (какъ ты можешь мн возразить) не знала хорошенько собственнаго сердца. Но я зналъ свое и любилъ ее страстно.

— Ты! воскликнулъ фургонщикъ. — Ты!

— Да, я, — подтвердилъ морякъ. — И она отвчала мн тмъ же. Я всегда врилъ въ ея взаимность, а теперь убжденъ въ ней.

— Боже! Поддержи меня! — промолвилъ Джонъ. — Это хуже всего.

— Врный своему слову, — продолжалъ Эдуардъ, — я возвращался къ ней, полный надежды, переживъ много испытаній и опасностей; возвращался, чтобъ напомнить невст о нашемъ давнишнемъ уговор, и вдругъ, не дозжая двадцати миль до родныхъ мстъ, узналъ, что она измнила мн; что она меня забыла и промняла на другого боле богатаго. Я не собирался укорять ее; я только хотлъ се видть и убдиться на дл, что все это правда. Я надялся, что мою невсту, пожалуй, принуждали къ ненавистному браку противъ ея собственной воли и желанія. Это было бы слабымъ утшеніемъ, но все же нсколько облегчило бы меня, подумалъ я, и съ этой мыслью пріхалъ сюда. Мн нужно было узнать правду, истинную правду; увидть все своими глазами, судить обо всемъ самому, безъ помхи съ одной стороны и не насилуя ея чувствъ своимъ внезапнымъ появленіемъ, съ другой. Съ этой цлью я переодлся и сталъ неузнаваемымъ, какъ теб извстно, посл чего принялся поджидать тебя на дорог — ты помнишь, гд. Мой видъ не внушилъ теб ни малйшаго подозрнія; не узнала меня и она, — прибавилъ морякъ, указывая на Дотъ, — пока я не открылся ей потихоньку у очага; и тутъ эта добрая душа съ испуга чуть не выдала меня.

— Но когда она узнала, что Эдуардъ живъ и вернулся домой, — рыдая подхватила Дотъ, говоря теперь за себя, чего ей хотлось уже давно, — и когда она узнала о его намреніи, то посовтовала ему всячески хранить тайну, потому что его старинный другъ Джонъ Пирибингль былъ слишкомъ прямодушенъ по натур и слишкомъ неловокъ для притворства, будучи неповоротливымъ малымъ вообще, — объяснила Дотъ, смясь и плача, — чтобъ не проболтаться. Когда же она, — т. е. я, Джонъ, — продолжала сквозь рыданья маленькая женщина, — разсказала ему все: какъ его невста поврила, что онъ умеръ, и какъ уступила наконецъ настояніямъ своей матери, согласившись вступить въ бракъ, который милая, глупая старушка называла выгоднымъ; и когда она т. е. опять же я, Джонъ — сообщила Эдуарду, что они еще не женаты (хотя свадьба близко) и что съ ея стороны не будетъ жертвой отказаться отъ жениха, потому что она его не любитъ; и когда онъ чуть не сошелъ съ ума отъ радости, слыша это, то она — опять таки я — согласилась быть между ними посредницей, какъ бывала частенько въ прежнее время, Джонъ, и общала вывдать всю правду насчетъ чувствъ невсты. Она — опять таки я, Джонъ, — была заране уврена въ успх. И не ошиблась, Джонъ! И они сошлись вмст, Джонъ! И поженились, Джонъ, часъ тому назадъ! А вотъ и новобрачная! А Грэффъ и Текльтонъ пускай умираетъ холостякомъ. А я счастливая маленькая женщина, Мэй, да благословитъ тебя Господь!

Дотъ была обворожительная маленькая женщина особенно теперь, въ пылу восторга. Трудно представить себ, какими задушевными и восхитительными поздравленіями осыпала она себя и новобрачную.

Въ душ честнаго фургонщика бушевала такая буря чувствъ, что онъ словно окаменлъ, но потомъ, опомнившись, бросился къ жен. Между тмъ она остановила его жестомъ руки, отступая по-прежнему назадъ.

— Нтъ, Джонъ, нтъ! Выслушай все! Не люби меня, Джонъ, пока ты не услышишь каждаго словечка, которое мн надо теб высказать. Съ моей стороны было нехорошо имть тайну отъ тебя, Джонъ. Мн очень жаль. Я не видла въ этомъ ничего дурного до той минуты, пока пришла и сла возл тебя на скамеечку вчера вечеромъ. Но когда я прочла на твоемъ лиц, что ты видлъ меня гулявшей по галлере съ Эдуардомъ и когда я поняла твои мысли, то почувствовала свою вину передъ тобою. И всетаки, милый Джонъ, какъ ты могъ, какъ ты могъ подумать обо мн такъ дурно!

Какими рыданьями разразилась опять маленькая женщина! Джонъ Пирибингль хотлъ схватить ее въ объятія. Однако нтъ, она не позволила ему этого.