Связанные звездами

Ник, в своей заляпанной кровью рубашке, без бабочки, с растрепанными волосами, начал привлекать внимание. Но сейчас ему было не до этого. Похлопав себя по карману измятого пиджака, он убедился, что, пусть телефон его теперь покоился на дне пруда, но кольцо Лауры все еще было при нем. Ник нашел лифт и нетерпеливо бил по кнопке вызова, пока створки наконец не открылись.

Слово «Бальный зал» было выгравировано на металлической пластине рядом с самой верхней кнопкой на панели. Ник нажал ее и отбыл. Почти: створки, не успев закрыться, дрогнули, остановились, а затем поползли назад. Ник почувствовал прилив раздражения, когда два подростка, мальчик и девочка, вбежали в лифт с таким видом, словно нашли отличное место для игры в прятки. Заметив, что в лифте они не одни, они попытались успокоиться, но ни одному из них не удалось полностью стереть дурацкие ухмылки с лица.

Они были слишком молоды для этого места, понял Ник. И к тому же слегка пьяны. На самом деле, Ник был почти уверен, что видит горлышко бутылки, торчащее из тряпичного рюкзака девчонки. С каре из густых песочного цвета волос, она была очень симпатичной, но не типично; возможно, все дело было в ее глазах, огромных, сине-зеленых.

Девочка слегка подалась вперед, словно собиралась заговорить с Ником, а затем одернула себя. Ник помнил, что производит тревожащее впечатление в своей заляпанной кровью рубашке, поэтому изо всех сил постарался придать себе как можно менее нервный и угрожающий вид, указав на кнопки и спросив у детей:

– Какой этаж?

– Эм… бальный зал, – ответил мальчик.

Три внутренние стены лифта были сделаны из слегка затемненного стекла, и пока лифт скользил по фасаду здания, перед Ником и двумя другими пассажирами лифта развернулся потрясающий вид. Обычно пустые части города – парки и сады, скверы и эспланады у реки – сегодня были заполнены людьми.

Ник посмотрел на часы. Было 11.55.

Он подумал, что у него есть еще время, чтобы сделать эту ночь незабываемой.

Ферн Эмерсон твердо придерживалась мнения, что канун Нового года – самый бесполезный, разочаровывающий и нелепый праздник из всех существующих. По большей части, причина была в том, что, когда ей чуть больше двадцати, три новогодних ночи подряд Ферн оказывалась в больнице. В первый раз она отправилась на вечеринку, надев абсолютно новые туфли на каблуках, которые чудовищно ей жали. Задолго до полуночи она признала поражение и сняла кошмарную обувь, оставив ее на парковой скамье. Но тут же наступила голой ногой на крупный осколок стекла, который пришлось извлекать под местной анестезией.

В следующем году Ферн помогала безнадежно пьяной подруге усесться в такси, когда та непроизвольно выбросила ногу вперед и отправила Ферн в полет прямо на проезжую часть. Тогда Ферн получила серьезное сотрясение.

Через год после этого, в попытке разрушить проклятье, она сбежала к чертям из города. В компании нескольких друзей она отправилась на побережье тропического курорта, где собиралась встретить новый год, попивая экзотические коктейли и купаясь нагишом. Потому-то Ферн так и взбесилась, наступив на ядовитые шипы рыбы-камня. Прямо с пляжа ее, в одном полотенце, увезли в местную больницу, а по дороге она выла от боли, ругалась и клялась никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах больше не праздновать новый год.

Но в этом году она чувствовала, что ее решимость тает, как дым, потому что Калеб Харкнесс, заметно нервничая, посмотрел на нее через стойку и сказал:

– Не хочу показаться излишне прямолинейным. Хотя, может быть, это не так. Может быть, я хочу спросить прямо. Так что ты делаешь сегодня вечером? Вряд ли есть хоть малейший шанс, что ты свободна. Чтобы отпраздновать. Со мной? Сейчас наверняка поздновато пытаться купить билеты на концерт в «Галактике». Но для знающих людей есть обходной путь. Настоящий эксклюзив.

Вот так Ферн оказалась без пятнадцати двенадцать на крыше казино «Галактика», у огромной вентиляционной шахты, из которой струился потрясающий голос Блесид Джонс. С крыши открывался круговой обзор на ночной, полный жизни город. Все было идеально. Почти.

Ферн дрожала. Среди недостатков ее работы была зачастую влажная одежда, а уходя с работы, она просто накинула поверх черной униформы тоненький кардиган.

– Ты замерзла, – заметил Калеб. Он поднял ее на ноги и отвел к оранжерее на крыше, похожей на недавно приземлившуюся ТАРДИС^[100]. Дверь оказалась не заперта.

– Это всегда так легко? – удивилась Ферн. По дороге не крышу им пришлось воспользоваться лифтом, преодолеть несколько лестничных пролетов и пройти через двери с табличками, предупреждающими об ужасных последствиях. Но Ферн понимала, что на самом деле они не встретили никаких препятствий.

– Почти всегда, – подтвердил Калеб, держа дверь оранжереи открытой.

– Откуда ты все это знаешь?

– Бурная юность, – объяснил Калеб с улыбкой, которая открыто намекала на то, что он – просто кладезь забавных, нелепых, глупых, но правдивых историй.