Связанные звездами

– Мы могли бы использовать кнопку вызова лифтера, – робко предложил мальчик, и Ник слегка смутился, понимая, что в этой ситуации ему не удалось проявить себя взрослым, здравомыслящим человеком. Он отыскал кнопку со значком трубки, а когда нажал ее, из динамика внизу панели раздались длинные гудки. Гудки шли, шли и шли. А затем резко оборвались.

Ник снова нажал кнопку. Но и во второй раз Нику не удалось дозвониться до кого-нибудь, кто мог бы им помочь.

– Новогодняя ночь, – пожал плечами мальчик. – Может быть, много вызовов?

В паре кварталов от казино линия электронных табло и билбордов – мерцающих картинками и огнями – резко уходила вверх, образуя пик в силуэте города. На квадратном экране в центре шли по убывающей цифры, в которых Ник без труда узнал обратный отсчет секунд, оставшихся до полуночи. 10, 9, 8, 7, 6, 5, 4, 3, 2, 1…

– Ну, с Новым Годом, ребята, – мрачно сказал Ник, и после его слов небо над билбордами расцвело сверкающими огнями фейерверков – ослепительно белыми, розовыми, красными, голубыми, зелеными.

– Давай, – обратился Ник к мальчишке. – Поцелуй свою подружку. Я отвернусь.

Тот покраснел, как свекла.

– Она не, эм… мы просто друзья. – И хотя мальчик был слишком поглощен собственным смущением, Ник довольно ясно заметил, как в сине-зеленых глазах девочки внезапно промелькнуло и пропало горькое разочарование.

В двух часах к западу от города, в Эденвейле, Жюстин сидела на самой удобной части родительского дивана – той, что поближе к кофейному столику, на котором стояла полупустая бутылка джина, тарелочка с ломтиками вяленого лайма и тоник без газа. На Жюстин было надето нечто похожее на пижаму, чем по сути, оно и являлось: безразмерная футболка в бело-розовую полоску со словом «мечта», украшенным золотыми блестками, на груди, и черные леггинсы с огромной драной дырой на одном колене. Момент, когда стрелки часов перешли с 11.59 на 12:00, Жюстин встретила в одиночестве, не считая джина с тоником в руке, храпящего старого спаниеля на коврике в гостиной и телевизора, без звука, показывающего фейерверки над городом в прямом эфире.

Чуть раньше вечером, Мэнди Кармайкл, наряженная в слишком короткий халатик медсестры, и Дрю Кармайкл, в авиаторских очках и потрепанной летной куртке, пытались уговорить Жюстин отправиться с ними на предновогоднюю вечеринку. Ее проводили Макферсоны в сарае для стрижки овец, а темой было «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь».

– Не могу придумать костюм, – ответила Жюстин, понимая, что говорит сварливым тоном.

– Но ведь ты можешь одеться кем угодно, милая, – сказала Мэнди. – Вообще не важно. Я, например, никогда не хотела быть медсестрой. Просто решила, что если у тебя красивые ноги, надо их иногда показывать, да?

– Мак выставит бочку своего знаменитого пунша на сорок четыре галлона, – вставил Дрю.

Пьяные пятидесятилетние друзья родителей, беседы с родителями школьных друзей об их (друзей) успехах, свадьбах и детях. Пыльная солома. Насморк. Вездесущий запах овечьего дерьма и ланолина.

– Не думаю, что смогу это выдержать, папуль. Не сегодня.

И вот наступила полночь, а с ней и новый год. Жюстин сделала глоток джина с тоником. В телевизоре празднующие пели, обнимались и целовались, восторженные репортерши что-то вещали ярко накрашенными ртами, а в небе вспыхивал и сгорал нитрат калия. Мир прекрасно обходился без нее, но ей не хотелось на это смотреть. Она нажала копку «выкл.» на пульте, вышла на заднюю террасу, подтащила одно из домашне-уличных кресел матери к краю деревянного настила, откуда было лучше видно небо.

Подняв голову к звездам, Жюстин прошептала:

– Давайте попробуем в этом году справиться получше, хорошо?

Под неподвижным стеклянным лифтом на фасаде казино «Галактика» огни светофоров мигали изумрудным, янтарным, рубиновым. Машины ехали и останавливались. Ярко освещенное чертово колесо делало круг за кругом, перенося очередную компанию пассажиров на десять минут вперед в будущее. Ник жал кнопку экстренного вызова снова, и снова, и снова, пока, наконец, не сдался и не уселся на пол.

Девочка достала бутылку из рюкзака и – хоть та и была практически пуста – протянула ее Нику.

– Имбирное пиво Стоуна? – удивился Ник. – Правда? Поверить не могу, что вы, ребята, еще пьете эту лабуду.

Тем не менее, сам он сделал из бутылки большой глоток. Обжигающая сладость сперва заставила его поморщиться, но затем нахлынули вызванные ей воспоминания. Песчаный пляж, отдаленный рокот басов и подростковая версия Жюстин, которая, прислонившись к его груди, показывала на что-то в ночном небе. Что же она тогда сказала?

– Но в это время в небе плясала звезда, – пробормотал Ник себе под нос, и девочка напротив улыбнулась ему.

– Под ней-то я и родилась, – продолжила она. – Что ты сказала^[101]

?

– Но в это время в небе плясала звезда, – повторила девочка, – под ней-то я и родилась.

Ник моргнул.

– Ты знаешь эти строчки?

– Конечно. Это Беатриче, из «Много шума из ничего». А я-то думала, что и тебе они знакомы… Ромео.

Ник поморщился.

– Вы двое были в Ботаническом саду сегодня?

Ребята кивнули.