Связанные звездами

– Так вы и пса видели? Вы видели все?

– Ага, – подтвердила девочка. – Это было потрясающе. То, как ты вжился в роль, без подготовки и всего прочего. По тебе и незаметно было, что ты не играл Ромео с самого начала.

– Спасибо, – сказал Ник. – Я отвез пса к ветеринару. Сразу после спектакля. Надеюсь, с ним все будет в порядке. Я Ник, кстати.

– Фиби. А он – Люк.

– Она тоже актриса, – вставил Люк.

– Правда? – спросил у девочки Ник. Фиби изобразила смущение.

– Ты не поверишь, как она любит Шекспира. Она просто потрясающая, – с жаром сказал Люк, а Фиби на этот раз покраснела. – Она знает все цитаты, и монологи, и все такое. Ругательства тоже. В гневе она бывает страшной. Проверь ее. Давай. Могу поспорить, она знает все, что ты спросишь.

Ник пожал плечами. Все равно, делать было больше нечего.

– О время, – процитировал он, – здесь нужна твоя рука…

– Мне не распутать этого клубка! – даже не пыталась девочка изобразить задумчивость. – Виола, «Двенадцатая ночь»^[102].

– Зло есть добро, добро есть зло, – поддразнил Ник.

– Ведьмы из «Шотландской пьесы», – сказала Фиби, постукивая по кончику носа. – Летим, вскочив на помело!^[103]

– Видишь? – просиял Люк.

– У меня есть подруга, точь-в-точь как ты, – сказал Ник Фиби. – У нее тоже нереальная память. Стоит ей один раз увидеть сценарий, и он словно отпечатывается у нее в мозгу. Она тоже иногда слегка пугает, но с ней здорово учить роли. То есть было здорово.

– Было? – спросила Фиби с проснувшимся интересом.

Ник вздохнул.

– На самом деле, это долгая история. И если нам повезет, то мы не пробудем здесь достаточно долго, чтобы услышать ее целиком.

За стеклом, на самом большом и высоком билборде из всех начала обновляться картинка. Ярчайшая, ядовито-розовая с золотом афиша нового мюзикла постепенно сменилась чернотой, а когда появилось новое изображение, Ник понял, что оно отлично ему знакомо.

На нем была Лаура, стоящая по пояс в пруду с лилиями, а ее идеальную грудь прикрывал лиф платья, похожий на розовые, в легких прожилках, лепестки цветка Лицо ее одновременно было мечтательным и искушающим; руки, поднятые над головой, были расслаблены, запястья чувственно изогнуты, а кончики больших пальцев соприкасались с кончиками указательных. Внизу было большими буквами выведено: ВОДЯНАЯ ЛИЛИЯ.

Ник мрачно усмехнулся.

– Что? – озадаченно спросила Фиби.

– Это моя девушка, – объяснил Ник.

Когда Фиби завертела головой, ее тугие кудряшки лишь чуть шевельнулись. – Что? Где?

– Вон, на билборде.

– Девчонка из «Водяной лилии»? Ты серьезно? – спросил Люк. – Вау. Счастливчик.

Фиби задумалась. Потом нахмурилась. Открыла рот, чтобы что-то сказать. Закрыла его. Наконец она решила обратиться к Люку:

– С чего ты взял?

– С чего я взял что? – озадаченно уточнил Люк.

– С чего ты взял, что он – счастливчик? То есть я не хочу показаться фанатичной озлобленной феминисткой, но то, что она красивая, еще не значит, что он счастлив.

– Нет, но…

Фиби посмотрела на Ника.

– И не глазами? Сердцем выбирает, – продолжил Ник. – За то? Ее слепой изображают^[104].

– Очень хорошо, Ник, – похвалила Фиби и глотнула имбирного пива. – Может, попробуем позвонить в аварийную службу еще раз?

– Пробуй ты, – предложил Ник. – Может, у тебя волшебное прикосновение?

После того, как Фиби нажала кнопку, из динамика вылетели несколько длинных, раздражающих гудков. А затем раздался голос, хотя по нему сначала трудно было понять, говорит с вами человек или робот.

– Здравствуйте, вы позвонили в службу эксплуатации и управления зданиями развлекательного комплекса «Галактика». Меня зовут Нашира. Чем я могу вам помочь?

В этот самый момент, как, впрочем, и в любой другой, небесные тела в вышине сошлись в уникальный, неповторимый, напоминающий паутину, узор. Когда мир повернулся – как он обычно это делал, ведь это безостановочный процесс – паутина натянулась, и из тьмы на свет, даримый звездами, вырвалась новая, сверкающая, душа. Длинные ножки новорожденного замелькали в новом, пока неизведанном пространстве, а искривленный криком рот втянул первую порцию такого непривычно легкого воздуха.

Так на свет появился Рафферти О’Хара – Козерог, будущий владелец огромных голубых глаз, невероятно длинных ресниц, постоянно ободранных коленок и сердец прощающих ему все женщин семьи О’Хара, и не только ее. Сказать правду, он мгновенно – даже ярко-красный, сморщенный и покрытый смазкой пополам с кровью – завоевал сердца своей матери, Зейди, обессиленно лежащей на больничной койке, своей бабушки, Патриции, сидящей на краешке койки со слезами на глазах, и своей тети, Лариссы, которая выглядела почти столь же измотанной, как и роженица.

За последние часы Зейди тянули, тащили, расширяли, давили, а теперь она чувствовала, как всепоглощающий поток любви заполняет пустоты, возникшие у нее внутри. Вскоре внутри перестало хватать места, и любовь хлынула наружу. Зейди схватила мамину руку и прижала к своей щеке.

– Мам? – позвала она, вздохнув. – Я люблю тебя, мам. Я так тебя люблю. Рисси? Рисс? Боже, я люблю тебя. Ты лучшая из всех сестер на целом свете.