Тайна булгаковского «Мастера…»

Тон, в котором написано объяснение, снисходителен и слегка высокомерен. Булгаков как бы давал понять, что вынужден растолковывать азбучные истины, которые те, к кому он обращается, почему‑то не понимают.

В таком же снобистском духе этот документ и заканчивался:

«P.S. Отказ в разрешении на поездку поставит меня в тяжелейшие условия для дальнейшей драматургической работы».

Драматург, окружённый восторженной молвой и скандальной славой, видимо несколько переоценил свою значимость и недооценил силы большевиков‑ортодоксов. Потому и позволил себе, как говорится, чуть‑чуть закусить удила.

Однако Булгакову тотчас напомнили, кто в доме хозяин. 8 марта ему была направлена официальная бумага, которая и расставила всё по своим местам:

«РСФСР НКВД…

Справка № 8664

Гр[аждани]ну Булгакову МЛ.

Настоящим Административный отдел Моссовета объявляет, что в выдаче разрешения на право выезда за границу Вам отказано.

Гербовый сбор взыскан».

Обратим внимание на тон официальной «справки» — он сухой, деловой и немногословный. То есть именно такой, какой и требуется для того, чтобы мгновенно сбить спесь с любого, кто хотя бы на секунду возомнит себя слишком значимым и чересчур великим.

Горькую пилюлю пришлось проглотить…

Что и говорить, удар был неожиданный и сильный. Но не смертельный. Ведь во всём остальном известному драматургу жилось совсем неплохо. Средства к весьма безбедному существованию были. Из тесной комнатки во флигеле‑«голубятне» Булгаковы переехали в отдельную квартиру на Большой Пироговской улице. Потянулся к модному драматургу и прекрасный пол, о чём впоследствии поведала Л.Е. Белозёрская:

«По мере того, как росла популярность М[ихаила] Афанасьевича] как писателя, возрастало внимание к нему со стороны женщин…»

Ревнивые подозрения жены Михаил Афанасьевич пытался развеять дорогими подарками. Любовь Евгеньевна свидетельствует:

«Из дорогих вещей М[ихаил] А[фанасьевич] подарил мне хорошие жемчужные серьги».

А ещё Булгаков преподнёс супруге меховую шубу из хорька и золотой портсигар. Были и другие ценные подарки…

Всё бы ничего, если бы не головные боли, которые стали вдруг мучительно донимать драматурга. Он жаловался на них всюду и всем. Окружавшие, кто как мог, старались помочь — дельным советом или лекарством. Сохранилась записка, которой 1 апреля 1928 года жена писателя‑ленинградца Евгения Замятина сопроводила пакет, отправленный гостившему в городе на Неве Булгакову:

«Посылаю Вам порошки, Михаил Афанасьевич. Должны излечиться моментально от своей головной боли».

Лекарство, видимо, помогло. Но не надолго. Вернувшись домой, Булгаков тут же написал Замятину:

«Москва встретила меня кисло, и прежде всего я захворал».

В это время в Москве (с 6 по 11 апреля) проходил Объединённый пленум ЦК и ЦКК ВКП(б). Страну оповестили о предстоявшем событии огромной чрезвычайности — сенсационном «Шахтинском деле». Газеты писали:

«Раскрыта контрреволюционная вредительская организация в Донбассе… Обнаруженный заговор вскрывает притупление коммунистической бдительности и революционного чутья наших работников в отношении классовых врагов… Будем беспощадно карать злостных саботажников и вредителей!»

С инженерно‑технической прослойкой тогдашнего советского общества Булгаков в ту пору почти не общался, поэтому «шахтинская» история его не заинтересовала. Всё его внимание было обращено тогда на состояние собственного здоровья. Чтобы немного подлечиться и хотя бы на время покинуть «линию огня», находившуюся под постоянным обстрелом недремлющих антибулгаковских «снайперов», он решил отправиться на юг.

Люди, располагающие свободным временем и достаточными средствами, в разного рода оздоровительные вояжи отправляются, как правило, регулярно. Обеспеченные граждане могут позволить себе позагорать на пляже и поплескаться в солёных морских волнах. Эти желания вполне естественны, в них нет ничего из ряда вон выходящего.