Ажиотаж вокруг «Минина и Пожарского», вызванный репликой Сталина, потихоньку затихал. Приближалась премьера «Ивана Сусанина», а две оперы на одну и ту же тему и об одном и том же времени на сцене ГАБТа идти не могли.
И Булгаков всё свободное время отдавал теперь окончательной отделке романа о дьяволе. 1 марта Елена Сергеевна записала:
«Миша днём у Ангарского, сговаривается почитать начало романа. Теперь, кажется, установилось у Миши название „Мастер и Маргарита“. Печатанье его, конечно, безнадёжно. Теперь Миша правит его и гонит вперёд, в марте хочет кончить. Работает по ночам».
На пришедшее 22 марта приглашение от американского посла (посетить бал в посольстве) Елена Сергеевна отреагировала с грустью:
«Было бы интересно пойти. Но не в чем, у М[ихаила]Афанасьевича] брюки лоснятся в чёрном костюме. У меня нет вечернего платья. Повеселили сами себя разговорами, и всё».
Препятствовало хождению по балам и вновь ухудшившееся самочувствие Булгакова. Праздничным первомайским вечером он даже пошёл к своему доброму приятелю, врачу А.А. Арендту…
«… посоветоваться, что делать — одолели головные боли».
А 2 мая к Булгаковым зашёл старый знакомый, И.С. Ангарский‑Клёстов — тот самый, что в 20‑х годах возглавлял издательство «Недра». Он вновь объявился в Москве и занялся издательскими делами.
«Ангарский пришёл… и с места заявил: „А не согласитесь ли написать авантюрный советский роман? Массовый тираж, переведу на все языки, денег тьма, валюта, хотите, сейчас чек дам — аванс?
„Миша отказался, сказал — это не могу.
После уговоров Ангарский попросил М[ихаила] Афанасьевича] читать его роман (Мастер и Маргарита)».
Казалось бы, вот он — тот самый роман, который так искал Ангарский. Куда уж авантюрнее? Берите, переводите на любой язык.
«М[ихаил] А[фанасьевич] прочитал три первых главы.
Ангарский сразу сказал: „а это печатать нельзя “.
— Почему?
— Нельзя».
23 мая последняя страница «Мастера и Маргариты» была дописана. Роман заканчивался полётом главных его героев к своему последнему пристанищу:
«Мастер одной рукой прижал к себе подругу и погнал шпорами коня к луне, к которой только что улетел прощённый в ночь воскресения пятый прокуратор Иудеи».
Работа, длившаяся около десяти лет, наконец‑то была завершена. Роман оставалось только перепечатать набело и… А что, собственно, могло произойти потом? Сам Михаил Афанасьевич 15 июня (в письме жене на дачу) высказался по поводу судьбы своего «Мастера…» так:
«„Что будет?“— ты спрашиваешь? Не знаю. Вероятно, ты уложишь его в бюро или в шкаф, где лежат убитые мои пьесы, и иногда будешь вспоминать о нём. Впрочем, мы не знаем нашего будущего.
Свой суд над этой вещью я уже совершил, и, если мне удастся ещё немного приподнять конец, я буду считать, что вещь заслуживает корректуры и того, чтобы быть уложенной в тьму ящика.
Теперь меня интересует твой суд, а буду ли я знать суд читателей, никому неизвестно».
24 июня роман (с помощью сестры Елены Сергеевны, Ольги Бокшанской) был, наконец, перепечатан. И положен на полку шкафа — дожидаться своего часа.
Пьеса о рыцаре
Давно ли Булгаков называл свои попытки сочинять пьесы для советской сцены «чистейшим донкихотством
»? Давно ли сетовал на то, что опыт этот был для него слишком печальным и клялся: «… больше я его не повторю»?..