Тайна дома Гленнон-Хайтс

– Спасибо вам за помощь сегодня. Уверяю вас, мы – законопослушная семья. В последнее время наше чувство справедливости подверглось испытаниям, но я совершенно уверена, что вы сделаете все, чтобы нам помочь. – Мистер Донахью за ее спиной фыркнул, но она это проигноровала. – Благодарю вас от лица всей семьи.

Офицер Уайкофф сказал:

– Я зайду завтра утром с целлофановым покрытием, чтобы можно было просматривать почту прямо на нем.

Оба полицейских вышли, сели в машину и уехали прочь.

– Семейное собрание, – объявил мистер Донахью, но все остальные члены семьи протестующе застонали.

– Нет. Никаких больше собраний, – проговорил Бен сквозь зубы. – Я пойду прогуляюсь.

– Не выключай телефон, – предупредил мистер Донахью, но Бен его уже не слышал.

Глава 11

Я пришла к выводу, что теперь Донахью точно не будут рады мне у себя дома. У них есть дела поважнее: например, избегать разговоров о случившемся или молча негодовать.

Кроме того, в телефоне накапливались панические сообщения от мамы, с различными комбинациями знаков препинания и больших букв, выражающих ее эмоции – она видела, что от дома Донахью отъехала полицейская машина. И если я в ближайшее время не вернусь, она придет за мной сама, а этого мне точно не хотелось.

Так что я договорилась с Джейни, что завтра мы и еще несколько человек встретимся в торговом центре, и сбежала. Я предложила ей переночевать у меня, но она отказалась.

Я была дома примерно за три секунды до того, как в кухню с целеустремленным видом вошла моя мама.

– Ты не хочешь рассказать, что произошло?

– Не особенно.

Она порылась в холодильнике и достала оттуда три яблока.

– В обычной ситуации я бы это уважала. Но не в том случае, когда в деле замешана полиция. Так что лучше бы тебе все рассказать.

На самом деле выговориться было полезно. Мама страшно разозлилась, когда я рассказала про второе письмо – она поняла, что это случилось еще до поездки в супермаркет, и мы ей ничего не рассказали. Она ничего не говорила, но цокнула языком, как всегда делает, если размышляет, насколько сильно стоит сердиться. Мама порезала кусочек яблока в руках так, словно он был ее злейшим врагом, но засмеялась, когда я описывала, как мистер Донахью выскочил из дома, чтобы побить Неда Макговерна. Она сказала:

– На свете не существует двух других людей, на драку которых я бы с таким удовольствием посмотрела. Только представь рядом двух этих высокомерных дураков! – Она фыркнула. – Можно было бы даже продавать билеты. – Она протянула мне дольку яблока и сказала: – Похоже, ты думаешь, что мистер Донахью сам написал те письма.

– Я так и думала, – призналась я, и мне полегчало. – Он странный. И очень переживает из-за денег. Может, он жалеет о том, что вообще купил этот дом. Подозрительно, что он даже не открыл второе письмо, как будто и так знал, что в нем написано. Но потом я увидела, как он любой ценой стремился защитить свою семью.

Мама вздохнула:

– Он мне не нравится. И на фоне всей этой истории меня совершенно не вдохновляет, что ты проводишь у них столько времени. Но я не могу представить, чтобы человек мог написать такое собственным детям – в шутку или нет. Это идет совершенно вразрез с родительским инстинктом – защищать и оберегать своего ребенка.

– Ну да. Звучит логично. – Я кивнула, удивляясь тому, что мама окончательно не взбеленилась и не заперла меня в комнате или что-то в этом роде. Она что, всегда была такой спокойной?

Оказалось, что нет.

– Твой отец запретил мне запрещать тебе туда ходить. Но восторга от этого я не испытываю, Оливия. Хорошо, что ты так быстро вернулась, потому что если бы еще одна эсэмэска осталось без ответа…

– Ты сама говорила, что это всего лишь письма.

– Я это сказала, когда было всего одно письмо и в деле не участвовала полиция. – Она протянула руку и заправила прядь волос мне за ухо. – Я очень стараюсь, Оливия. Понимаю, что нужно дать тебе больше свободы и личного пространства. Но все это очень странно. Давай с этого момента без секретов, ладно?

Я вспомнила тайную комнату за шкафом и то, что узнала про Бена во время разговора с полицейскими.

– Конечно, – сказала я. – Никаких секретов.

* * *

Но на следующий день в торговом центре стало совершенно очевидно, что наша дружба с Джейни держится на секретах. Кайя только вернулась из музыкального лагеря, с кожи Мирабель еще не сошел пляжный загар, а Брук, как обычно, сыпала едкими замечаниями. Мы рассчитывали, что всеобщее восхищение Тэтчером Лэнсомом и разговоры о неизбежности начала учебы в девятом классе помогут преодолеть неловкие моменты.

– С рюкзаком ходить я больше не буду, – сообщила всем Брук, изучая ассортимент Kate Spade, из которого никто из нас не мог себе позволить не то что сумку, а даже брелок для ключей. – С ними никто не ходит.

– Ну вообще, я думаю, ходят, – принялась размышлять Мирабель. – Надо же в чем-то носить вещи.

– Я возьму сумку. Рюкзаки – это детский сад.

– Моя сестра ходит с рюкзаком, – сказала Кайя.

Джейни кивнула.

– Ну да. Будет очень неловко, если ручка порвется или если ты будешь надевать сумку на плечо и кого-нибудь ей ударишь.