Тайна Кутузовского проспекта

— Черт его знает... Время было зыбкое, Славик... Не было в нашей истории более мягкого и безотказного человека, чем Брежнев... Когда у его сослуживца по Молдавии, у предсовмина Рудя, сын умер, Виталик, аспирант Бауманского училища, похоронен рядом с Высоцким, кстати говоря, Брежнев приехал на панихиду и плакал, как ребенок... Он злого близким не делал, Слав... Чем мог помочь — помогал, если, конечно, удавалось к нему пробиться... А — глядишь ты, и в Чехословакию войска ввел, и в Афганистан, и Сахарова при нем сослали, и Некрасова с Ростроповичем и Барышниковым страна лишилась...

— Трагедия тоталитаризма: великой страной правил неграмотный человек...

— Ты, кстати, на Ваганьковское сходи... Посмотри могилу Щелоковых... Две гильзы: и она застрелилась, и он... Там же и могилка бабки, матери его жены... Осталась сиротой, беспомощная, неухоженная... Повесилась...

— Щелоков, кстати, был не злобный... Старался добро делать... Но разве это качество определяет лидера и его команду? Добрый человек — не профессия, а данность...

— Злодей — хуже, — отрезал Степанов. — Знаешь, когда Брежнев пережил свою первую трагедию? Молодым еще человеком... Дочь, десятиклассница, сбежала из Кишинева с артистом цирка Евгением Милаевым... Да, да, тот, который потом героем соцтруда стал... Почти одногодкой Брежнева был и уволок девчонку из дома первого секретаря молдавского ЦК... Представляешь? Скандал... И, говорят, именно Щелоков предложил это дело не таить, а сразу же доложить Сталину... Расчет был сметливый — у вождя дочь Светлана номера откалывала, сын Василий пил по-черному, а Яков и вовсе в плен попал... Тиран жалел тех, кто оказывался в его ситуации, норовил приблизить — хоть в этом был человечен... Кстати, незадолго до гибели Федоровой я видел, как Цвигун в Доме кино ей руку целовал... А ведь к Федоровой, говорят, не только дочь вождя заезжала, но и те, кого она любила... И в это же время ваши забили до смерти андроповского человека в метро... Свара... А Щелоков и Цвигун — дети гнезда Леонидова... Понимаешь, какая передряга была? Видимо, поэтому я тебе и сказал это... Кстати, ты книжку Вики Федоровой читал?

— Конечно, нет!

— Могу дать.

— Где достал?

Степанов удивился:

— Разве не говорил? Вика подарила, Зоина дочь, я ж ее в Америке нашел...

Костенко отодвинул бутылку:

— Митяй, больше не пьем... Я тебя сейчас допрашивать стану, ладно? С меня даже хмель соскочил: она ж — свидетель!

Сняв пиджак, он набрал свой номер, сказал Маше, что задержится у Степанова, поинтересовался, кто звонил, удивился тому, что капитан Строилов два раза спрашивал, не терпится резвунчику, и, положив трубку, придвинулся к другу:

— Постарайся вспомнить все мелочи, имена, детали, Митяй, это для нас, легавых, главные уцепы

.

...Через минуту после того, как Костенко положил трубку, неизвестный мужчина вышел из «Волги», стоявшей возле дома полковника с выключенными фарами, валко двинулся к автомату и, набрав номер, не представляясь, сказал:

— Эмиль Валерьевич, сейчас Славик у некоего Степанова... Его постоянно разыскивает капитан Строилов, мадам Машуня сама никому не звонила. Пока все...

...Выслушав сообщение боевика, Хрен поднялся с широкой тахты, застланной громадной шкурой уссурийского тигра, подошел к звукосистеме и включил запись Вагнера. Он долго стоял возле колонок, которые рождали неземной, возвышенный эффект звучания, густо, ощутимо заполнявшего квартиру: в свое время он сломал стену, разделявшую две комнаты, получился зал: тахта, небольшой секретер, шведская стенка, сделанная из карельской березы, и — все, ничего лишнего. Поэтому музыка была абсолютной, поглощающей пространство, властвующей...

Хрен сел к секретеру, подвинул стопку голубоватой финской бумаги, достал «паркер» и начал чертить схему. Сначала он написал букву «К», от нее провел линии к трем «Б», поставил в кружки буквы «Д», «Я», «Л», «С»; получилась система: Костенко — боевики — Дэйвид — Ястреб — Люда — слесарь.

Себя он обозначил «А»; завязал все линии на себе.