Тайна одной саламандры, или Salamandridae

Одинцов подумал, что их прогулка действительно напоминает сцену из какого-нибудь исторического фильма. Не хватало только евнухов с опахалами: вместо них у бортов дежурили вооружённые охранники в лиловой униформе. Впрочем, они сопровождали Шарлеманя постоянно, и за месяц, проведённый в клинике, компаньоны уже привыкли не обращать на них внимания.

Ева шутливым царственным жестом поблагодарила Мунина за комплимент и повернулась к Шарлеманю.

– Как ваши крокодилы выживают в солёной воде? – просила она. Широкий ров смотрелся настоящей рекой и, по всей видимости, был соединён с морем: на острове, лишённом высоких гор, такому количеству пресной воды взяться неоткуда.

– Это морские крокодилы, – ответил Шарлемань. – Crocodylus porosus. Ровесники динозавров. Крупнейшие хищники в мире. Весят около тонны, путешествуют с тёплыми течениями на сотни километров, едят акул и вообще всех, кто подвернётся… Лучше любой службы безопасности! – Он говорил с такой гордостью, словно подвиги рептилий были его личной заслугой. – В сорок пятом году британские морпехи пытались выбить японцев с острова Рамри. Высадили на берег десантный батальон. А японцы отправили тысячу солдат, чтобы сбросить их в море. Ночной марш-бросок через болото, поросшее мангровым лесом… Знаете, сколько японцев осталось в живых? – Шарлемань оглядел всю компанию, которая прислушивалась к разговору. – Двадцать. Почти тысячу остальных на болоте съели морские крокодилы. То есть кого-то съели, кого-то просто перекусили пополам, порвали в клочья или раздавили. Британцы всю ночь слушали жуткие вопли, а утром увидели месиво из чёрной болотной жижи с кусками человеческих тел…

История Шарлеманя напоминала такой же неаппетитный рассказ Одинцова о партизанах Камбоджи, мангровом лесе и кровавой тюре в черепе. «Birds of a feather flock together

», – подумала Ева. Схожие птицы собираются в стаи, рыбак рыбака видит издалека. Профессиональная деформация… При этом ни Ева, ни Мунин с Кларой, ни Чэнь с Кашиным не догадывались, что за прогулку они должны благодарить Одинцова: надоумил Шарлеманя именно он.

Даже тот, кто не слышал об энтропии, знает из жизненного опыта: катиться по склону куда проще и быстрее, чем восходить на гору.

Шарлемань твердил о восхождении к абсолюту вечной жизни. Одинцов чувствовал, что катится вместе со своими компаньонами в хаос, в тартарары, в полную неизвестность. Психологи считали его интуитивным экстравертом, и оба качества сейчас пришлись кстати. Интуиция редко подводила Одинцова, хотя в нынешней ситуации её стоило хорошенько проверить объединёнными усилиями троицы. Экстраверсия могла помочь в контакте с Чэнь и Кашиным…

…но из учёных на контакт охотно шёл только Шарлемань, а троица распалась: каждый компаньон существовал сам по себе.

Рефлексивный интроверт Мунин после заточения в клинике переживал разлуку с Кларой. Вместо анализа информации он препарировал собственные чувства. Казалось бы, с появлением девушки Мунин должен был вернуться в команду. Но, когда Клара прилетела, он ещё больше отдалился от Евы и Одинцова. Молодая пара стала неразлучной. Процедуры им делали порознь, а в остальное время Мунин и Клара вместе ели, спали, гуляли – и увлечённо делились фантазиями о перспективах, которые открывала перед ними вечная жизнь.

Сентиментальный экстраверт Ева растворилась в будущем материнстве. Шарлемань использовал её беременность как уязвимое место, а Ева превратила своё положение в непроницаемую защиту от всего, что происходило вокруг. Ребёнок сделался её главной заботой: после драки кулаками не машут, инъекции Cynops Rex

начали перестройку организма, и она предпочитала думать о предписаниях врачей, а не о судьбах человечества.

Шарлемань просчитался.

Он допускал, что на определённом этапе троица может впасть в депрессию, но не в апатию. Он ждал, что компаньоны снова сплотятся в команду, но знакомство с Теорией смены элит стала последним всплеском командной работы. Оставалось надеяться, что энергичный Одинцов сумеет вернуть своим товарищам боевой дух. Кроме того, Ева оказалась права: бывшего легионера многое роднило с бывшим спецназовцем. «Qui se ressemble s’assemble, – говорят французы. – Похожие друг на друга объединяются».

Накануне Шарлемань сказал Одинцову:

– Продолжаю думать над вашими словами о милосердии. Чем дальше, тем больше убеждаюсь в том, что это чужая мысль, а не ваша. Сросшаяся берцовая кость как первый признак цивилизации? Глупости! По крайней мере, для военного. Вы профессиональный убийца. Вы убили моих людей на острове так же просто, как выкуриваете сигарету. Вы убивали, когда занимались тайнами русских царей и Философским камнем – мне об этом известно. Вы убивали много лет, пока носили погоны… Какое милосердие, о чём вы говорите? В Советском Союзе вам платили скромное армейское жалованье. Вы убивали даже не за деньги, а за идею.