Тайны лабиринтов времени

Греки беглецов называют дорийцами, а мы будем звать себя древним именем, обозначающим волю, – ясы, значит, не рабы, а свободные люди. Девушки должны вместе с парнями учиться военному мастерству. Некогда воинственные и равноправные с мужчинами воинами, девушки носили оружие, учувствовали в походах и сражениях, являя собой красу и гордость скифского народа. Конницы дев возникали перед неприятелем, словно из-под земли, и, нанеся стремительные, жесткие удары врагу, мгновенно исчезали, оставляя в недоумении противника.

А что я вижу перед собой сейчас? Этот желтый греческий жир проник в детородные тела, сердца и сделал кровь холодной и вялой. Увешенные золотыми украшениями, изнеженные лживой лестью и негой, страдающие обжорством и ленью, сварливостью и любовью поболтать. Дети от таких женщин хворые, ленивые и алчные. Мальчики неповоротливые, а девочки холодные, и вместе они – бесстрастные, лишенные гордости вольного человека, рабы.

Мы сможем построить город, который защитим, и будем жить в нем без рабства, мы равны меж собою, все мы в прошлой жизни воины. Кузнецы смогут сделать мечи-акинаки. Землепашцы, скотоводы, охотники и рыболовы обеспечат нас едой.

Нам нужны корабли, но построить их без греков мы не сможем, а вот выдолбить из больших дубов лодки, да такие, чтобы в них могли поместиться до тридцати воинов, и они ходили бы под парусом – это сможем. Лошадьми из леса притянем стволы деревьев, обстругаем и выдолбим углубления для рыбаков или воинов со скамейками для гребцов, с крышей от дождя и шторма, с мачтами для парусов, а как станет у нас множество таких лодок, мы сможем потопить их триеры, нападая одновременно со всех сторон. Вы – ясы, вольные люди!

– Мы – ясы! – прозвучали грозные голоса мужчин и женщин, еще недавно бывших рабами.

– Наши лодки должны быть легкими, сильными в штормах и маневренными в бою, словно чайки во время охоты за рыбой. Так и назовем наши лодки – чайками.

Олгасий бродил по двору в унынии, рабы спали, и даже лохматый пес не захотел с ним играть, от нечего делать он забрался на забор, а внизу раскинулся сад отца Алкея. Дом отличался изящным фасадом: благородство пропорций строений, изящество линий дома, стройность колоннады вызывали восторг. Сад с тенистыми дорожками, которые вели к фонтану, обсаженному ирисами, был красив и прост по-домашнему.

– Зачем ты срезаешь цветы? – спросил Олгасий у сестры Алкея.

– Алкей попросил, он с отцом идет на пир в честь ярмарки.

– Ярмарки не будет, табуны не пригнали в город.

– Не будет? Ты лучше расскажи об Агрипе! Варвар ты – только дикие звери кусаются, тоже мне боец, а по призванию – раб брата. Может, станешь и мне прислуживать?

Олгасий спрыгнул с забора и уселся на корточки, обхватив руками голову. Все кончено, – думал он, – я опозорен на веки вечные, и не будет мне тут жизни. Олгасий поднялся и побрел, ничего не видя перед собой.

В каморке под лестницей жил старик, вольноотпущенник. Ему некуда было идти, негде было жить и никого он не любил, кроме Олгасия. Мальчик подкармливал своего учителя, ведь этот старик для него был учителем; сколько он рассказал об отце – скифском князе, старик называл его сколотом. Олгасий, так звали отца, и это же имя теперь было и у него, но князь, смешно – сам – чуть ли не раб. Конечно, он рабом не будет никогда, но будущее его – стать подневольным ремесленником, на котором висит долг за обучение, а это почти рабство и на всю жизнь. Старик говорил: чем больше знаешь, тем нужнее людям, и Олгасий старался запомнить историю, учить языки и законы, математика не так интересна, а вот астрономия – это чудо, а не наука. Вечерами он выводил старика на морской берег подышать морской прохладой, иногда слушал Гомера под шелест волн и рассказы старика о скифах, сарматах, об их жизни и войне.

– У меня – горе! – Олгасий уткнулся лицом в потрепанный хитон старика и стал рассказывать о своем несчастье. Старик терпеливо выслушал, поглаживая лицо мальчика. Пальцы у него были сухие и тонкие, кожа – морщинистая и мягкая, словно бархат.

– Этот Агрип глуп и невежественен, так?

– Так, но мне от этого не легче.

– Ты слышал, что табуны угнали в степь?

– Да, учитель, но что с того? Как мне жить в этом городе дальше?

– Попомни мои слова, они придут еще к тебе за помощью. – Зачем я им сдался?

– Ты многих можешь назвать, кто знает скифский язык, греческий или язык персов?

– Нет, признаться, никого, скифский язык никому не нужен сегодня.

– Завтра понадобится, поверь мне. Ты первый по риторике и поэзии в школе, в твоей душе – стремление к знаниям. Варвар не ты, а они.

– Хорошо вас слушать, люблю, когда меня хвалят.

– Все это любят, малыш. Посмотри на волны – и поймешь, что все бежит и заканчивается, к сожалению.

Старик читал Гомера, и голос его становился необычайно весомым, мощным, почти басом. На минуту Олгасию показалось, что сам Гомер стоит рядом с ним: мудрый, всезнающий и вечный путник.

– Что молчишь, князь?

– Ты читал, как Гомер.

– Олгасий, уходи из города и найди волхвов. Твой народ просыпается – ты им нужен.

Пир.