Тайный агент. На взгляд Запада

Рука миссис Верлок разжалась, и ее необычное сходство с погибшим братом поблекло, стало вполне обычным. Она глубоко втянула в себя воздух — впервые с тех пор, как главный инспектор Хит предъявил ей кусок пальто Стиви, она смогла с облегчением перевести дыхание. Она уперлась руками в подлокотник дивана, приняв эту естественную позу не для того, чтобы со злорадством поглазеть на тело мистера Верлока, но потому, что гостиная раскачивалась и колыхалась, словно лодка в бурном море. У миссис Верлок кружилась голова, но она была спокойна. Она стала свободной женщиной, и свобода ее была настолько полна, что ей больше нечего было желать и абсолютно нечего делать — Стиви более не требовалась ее преданность. Мыслившую образами миссис Верлок перестали беспокоить видения, поскольку она не думала сейчас вообще. И не двигалась. В своей свободе от всякой ответственности, в своей бесконечной праздности она была подобна трупу. Она не двигалась, не думала. Так же не двигалась и не думала бренная оболочка покойного мистера Верлока, лежавшая на диване. Если бы не то обстоятельство, что миссис Верлок дышала, можно было бы сказать, что эти двое идеально соответствуют друг другу, разделяя благоразумную сдержанность — без лишних слов, без ненужных жестов, что и было основой их респектабельной семейной жизни. Разве эта жизнь не была респектабельной — благоразумно уклонявшейся от обсуждения проблем, которые возникали у тайного агента и продавца сомнительных товаров? Внешние приличия соблюдались до самого конца — не было ни неподобающих воплей, ни прочих неуместных проявлений чувства. И сейчас, после нанесенного удара, эта респектабельность сопровождалась неподвижностью и молчанием.

Ничто в гостиной не сдвинулось с места до тех пор, пока миссис Верлок медленно не подняла голову и не посмотрела с неподдельным недоверием на часы. Она услышала в комнате тикающий звук. Он становился все громче и громче, хотя, как она ясно помнила, часы на стене всегда были безмолвны, не издавали никакого тиканья. С чего это они вдруг стали тикать так громко? Циферблат показывал без десяти девять. Время не имело значения для миссис Верлок, а тиканье продолжалось. Она решила, что это не моіут быть часы; ее угрюмый взгляд двинулся вдоль стен, замер, сделался рассеянным, пока она напрягала слух, пытаясь определить источник звука. Тик, тик, тик.

Так она вслушивалась какое-то время, потом медленно перевела взгляд на тело мужа. Оно раскинулось в такой привычной, такой домашней позе, что миссис Верлок сделала это, не ощутив волнения от решительных перемен в ходе ее семейной жизни. Мистер Верлок по привычке прилег отдохнуть. И, судя по всему, ему было удобно.

Впрочем, тело лежало так, что лица мистера Верлока не было видно миссис Верлок, его вдове. Ее красивые сонные глаза, устремившиеся вниз к источнику звука, приняли задумчивое выражение, когда заметили плоский, сделанный из кости предмет, чуть выступавший из-за края дивана. То была рукоятка домашнего ножа для резки мяса, ножа, в котором не было ничего странного, кроме того, что он торчал под прямым углом к жилету мистера Верлока и с него что-то капало. Темные капли падали на клеенчатый пол одна за другою, и тиканье становилось все быстрее, все яростнее, пока пульс обезумевших часов, достигнув своей максимальной частоты, не превратился в непрерывный звук льющейся струи. Миссис Верлок наблюдала эту метаморфозу с тенью все большего и большего беспокойства на лице. Это была струйка, темная, быстрая, тонкая… Кровь!

Это непредвиденное обстоятельство вывело миссис Верлок из состояния праздности и безответственности.

Подхватив юбку и слабо вскрикнув, она бросилась к двери, словно струйка была предвестницей разрушительного наводнения^[104]

. Стол, преградивший ей путь, она с такой силой оттолкнула обеими руками, как будто он был живым, и он заскакал на своих четырех ногах, звучно скребя пол; большая тарелка с ростбифом тяжело грохнулась на пол и разбилась.

Потом все стихло. Добежав до двери, миссис Верлок остановилась. Перевернутая шляпа, обнаружившаяся, когда сдвинулся стол, в середине комнаты, слегка покачивалась от поднятого стремительным бегством ветра.

Глава двенадцатая

Уинни Верлок, вдова мистера Верлока, сестра верного Стиви (разлетевшегося на куски в полной невинности и убеждении, что он выполняет важную для всего человечества миссию), не выбежала из двери гостиной. Да, она добежала до нее, спасаясь от тоненькой струйки крови, но это был чисто инстинктивный побег. У двери она остановилась, опустив голову и уставившись в пол. Словно долгие годы прошли, пока она перебегала небольшую гостиную, — миссис Верлок, стоявшая у двери, была совсем не та женщина, что навалилась на подлокотник дивана от легкого головокружения, но все-таки была способна ощутить при этом глубинную радость покоя и безответственности. У миссис Верлок больше не кружилась голова. Мир стал ровен. С другой стороны, она больше не была спокойна. Ей сделалось страшно.