Тайный агент. На взгляд Запада

Меньше всего на свете миссис Верлок хотелось сейчас ехать к матери. Сама мысль об этом вызвала у нее содрогание, и, вняв предупредительному жесту, она нащупала за спиной сіул и села. Она хотела только одного — уйти навсегда из этого дома. Это желание, а оно было истинным, облеклось у нее в не очень ясную форму, соответствовавшую ее происхождению и месту в обществе. «Лучше всю жизнь буду шататься по улицам», — думала она. Но, столкнувшись в душе с моральным потрясением, для которого — если искать аналогий в физической реальности — самое разрушительное из известных в истории землетрясений могло бы служить только слабой и бледной аналогией, она находилась в зависимости от любых самых случайных и незначительных воздействий. Она села. В своей шляпке с вуалью она походила на гостью, только на минуту заглянувшую к мистеру Верлоку. То, что она тотчас послушалась, приободрило его, но безмолвие и условный характер этого шага несколько вывели из себя.

— Позволь мне сказать тебе, Уинни, — заговорил он внушительно, — что этим вечером твое место здесь. Черт подери! Ты дала проклятым полицейским все карты в руки против меня. Я тебя не виню, но, так или иначе, это твоих рук дело. Так что лучше сними эту дурацкую шляпку. Я не могу отпустить тебя, детка, — добавил он более мягко.

Сознание миссис Верлок ухватилось за это заявление с болезненной цепкостью. Человек, который прямо так, на глазах у нее, взял и увел Стиви, чтобы убить в каком-то месте, названия которого она не могла сейчас припомнить, не хочет ее отпускать. И, разумеется, не отпустит. Теперь, когда он убил Стиви, он ее никогда не отпустит. Любой ценой будет удерживать. После этих характерных мыслей, как у безумца, сильных и логичных, поврежденному уму миссис Верлок оставалось только перейти к практическим выводам. Она может проскользнуть мимо него, открыть дверь, выбежать наружу. Но он бросится за нею следом, схватит, потащит назад в лавку. Она может царапаться, лягаться, кусаться — да и ткнуть его чем-нибудь; но, чтобы ткнуть, нужен нож. Миссис Верлок тихо сидела под своею черной вуалью, в своем собственном доме, как таинственная гостья в маске, гостья, чьи намерения неизвестны.

Великодушие мистера Верлока имело свои пределы. В конце концов она вывела его из себя.

— Ты можешь сказать мне хоть что-нибудь? Ты умеешь довести человека. Да, как ты притворяешься глухонемой, уж я-то знаю! Такое и раньше бывало. Но вот только сегодня этот номер не пройдет. И для начала сними эту проклятую штуку. А то непонятно, с кем я разговариваю — с живой женщиной или с манекеном каким-нибудь.

Он шагнул к ней, протянул руку и сорвал вуаль, в результате чего открылось непроницаемое лицо, о поверхность которого всплеск его нервной энергии разбился, будто брошенная на камень склянка.

— Так-то лучше, — сказал он, чтобы скрыть свою мгновенную растерянность, и отступил назад к камину, заняв прежнюю позицию. Ему никогда не приходило в голову, что жена может бросить его. Ему было немного не по себе, потому что он любил ее и был великодушен. Что ему делать? Все уже сказано. Он с горячностью воскликнул: — Да клянусь же тебе всем, чем хочешь, что я перепробовал все! Я рисковал выдать себя, пока искал кого-нибудь на эту чертову работу. И говорю тебе: я не смог найти никого, кто был бы настолько безумен или настолько голоден. За кого ты меня принимаешь — за убийцу или за кого? Парня больше нет. Ты думаешь, я хотел, чтобы он взлетел на воздух? Его больше нет. Для него все трудности позади. А вот наши с тобой трудности, говорю тебе, только начинаются — и именно потому, что он взлетел на воздух. Я не виню тебя. Но ты просто попытайся понять, что это была чистая случайность — точно такая же случайность, как если бы он переходил улицу и попал под омнибус.

Его великодушие не было беспредельно, потому что он был человеком, а не чудовищем, каким виделся миссис Верлок. Он умолк и издал рычащий звук; усы его приподнялись над блеском белых зубов, и это придало ему сходство с каким-то задумчивым и не очень опасным зверем — медлительным зверем с гладкой головой, более угрюмым, чем тюлень, и имевшим хриплый голос.

— И если уж на то пошло, ты виновата в этом не меньше, чем я. Да, так. Испепеляй меня взглядом сколько хочешь. Я знаю, на что ты способна. Убей меня гром, если б мне самому пришло в голову использовать парня для этой цели. Это ты то и дело подсовывала его мне, когда я чуть не свихнулся, думая, как удержать всех нас на плаву. Какой черт тебя подзуживал? Можно было подумать, ты делаешь это нарочно. И будь я проклят, если я уверен, что это не так. Еще неизвестно, как много ты схватывала втихомолку из того, что происходит, с этой твоей дьявольской манерой ничего не говорить и смотреть так, словно тебе все нипочем…

Его хриплый домашний голос на минуту смолк. Миссис Верлок не отвечала, и из-за этого молчания он устыдился сказанного. Но, как нередко поступают мирные люди при семейных размолвках, почувствовав стыд, он повел атаку в другом направлении.