Тайный агент. На взгляд Запада

— Что-что, а доводить молчанием ты умеешь, — снова, не повышая голоса, заговорил он. — С ума от этого можно сойти. Тебе повезло, что меня не так-то легко вывести из себя. Другой бы на моем месте, если б ты вот так начала дуться да прикидываться глухонемой… Я тебя люблю, но не заходи слишком далеко. Сейчас не время для этого. Мы должны подумать о том, что нам делать. И я не могу отпустить тебя на ночь глядя, чтобы ты понеслась к матери и наговорила ей про меня невесть что. Я этого не допущу. Не заблуждайся на сей счет: уж если тебе непременно хочется думать, что это я убил парня, так знай тогда, что мы убили его оба.

Со столь искренним чувством и так откровенно никто еще не говорил в этом доме, благополучие которого зависело от подпольной продажи более или менее негласных товаров — жалких уловок, изобретенных посредственными умами, для того чтобы охранять несовершенное общество от опасностей нравственной и физической скверны, также негласной. Мистер Верлок произнес эти слова потому, что действительно вышел из себя, — но они, похоже, не поколебали молчаливой пристойности быта, укрывшегося на темной улице, за лавкой, которую никогда не освещало солнце. Чинно его выслушав, миссис Верлок поднялась со стула, в своей шляпке и жакете похожая на гостью, визит которой подошел к концу. Протянув руку, словно для молчаливого рукопожатия, она направилась к мужу. Вуаль, одним концом болтавшаяся слева, придавала ее скованным движениям вид гротескного педантизма. Но когда она дошла до каминного коврика, мистер Верлок уже не стоял на нем. Так и не подняв глаз, чтобы посмотреть, какой эффект произвела его тирада, он отступил к дивану. Он устал. Как поистине любящий супруг, он уступил жене. Но его тайное чувствительное место было задето. Раз она не хочет прерывать свое жуткое и словно предгрозовое молчание — что ж, пусть молчит. На это она мастерица. Мистер Верлок тяжело бросился на диван, как обычно, не подумав о судьбе своей шляпы, которая, словно привыкнув заботиться о себе сама, ринулась в надежное укрытие под столом.

Он устал. Вся его нервная сила была без остатка растрачена в череде чудес и переживаний этого наполненного удивительными поражениями дня, который подвел итог мучительному месяцу размышлений и бессонницы. Он устал. Люди не каменные. К черту все! Прямо в уличной одежде, что было так для него характерно, мистер Верлок растянулся на диване. Край его расстегнутого пальто коснулся пола. Мистер Верлок нежился, лежа на спине. Этого, конечно, мало — нужен более полный покой, сон, несколько часов сладостного забытья. Но это будет потом. Пока он просто отдыхал. И думал: «Прекратила бы она всю эту чертову чепуху. Невыносимо».

Вновь обретенная свобода словно бы не до конца удовлетворила миссис Верлок. Вместо того чтобы выйти в дверь, она, словно путник, прислонившийся, чтобы передохнуть, к изгороди, оперлась плечами на каминную доску. Черная вуаль, как тряпка висевшая у щеки, и неподвижность черного взгляда, в котором без малейшего отблеска утопал комнатный свет, делали ее лицо немного диковатым. Эта женщина, пошедшая на сделку, сама мысль о которой потрясла бы до основания все представления мистера Верлока о любви, пребывала теперь в нерешительности, словно для формального расторжения контракта ей чего-то недоставало.

Мистер Верлок подвигал плечами, устраиваясь поудобнее на диване, и от всей души высказал пожелание, которое смело можно было назвать благочестивым.

— Дал бы мне Бог, — проворчал он хрипло, — никогда не видеть ни Гринвич-парка, ни вообще ничего, что к нему относится.

Негромкий звук, вполне соответствующий скромному характеру пожелания, заполнил небольшую комнату. Надлежащей длины волны эфира, распространяясь в соответствии со строгими математическими формулами, омыли находившиеся в комнате неодушевленные предметы и прихлынули к неподвижной, словно изваянной из камня, голове миссис Верлок. Сколь это ни покажется невероятным, глаза миссис Верлок будто бы расширились еще больше. Вырвавшееся из самых глубин души пожелание мистера Верлока заполнило лакуну в ее памяти. Гринвич-парк. Парк! Вот где был убит мальчик. Парк — месиво из ветвей и листьев, гравий, куски плоти и обломки костей брата — все это фейерверком взвилось перед нею. Она вспомнила теперь то, о чем слышала, и увидела это словно наяву. Им пришлось собирать его лопатой. Все тело ее сотрясала неодолимая дрожь: перед глазами у нее стояли эта лопата и то ужасное крошево, которое ею подбирали с земли. Миссис Верлок в отчаянии закрыла глаза, набросив на это видение ночь своих век, но в ночи, после того как дождем просыпались растерзанные куски тела, еще висела какое-то время оторванная голова Стиви, медленно тая, как последняя звезда пиротехнической потехи. Миссис Верлок открыла глаза.