Александр Оссипон по прозвищу Доктор от природы был склонен относиться к своим друзьям снисходительно. Он пригляделся к миссис Верлок, повисшей у него на руке. К своим подругам он относился сугубо утилитарно. Вопрос, почему миссис Верлок так поразило, что он знает о смерти мистера Верлока, о которой совсем не нужно было «догадываться», не особо его волновал. Женщины часто говорят как в бреду. Но ему было интересно, откуда знает она сама. В газетах она могла прочитать только о том, что в Гринвич-парке разлетелся на куски человек, личность которого не установлена. Вряд ли Верлок стал бы сообщать ей о своем намерении — каким бы оно ни было. Проблема крайне заинтриговала товарища Оссипона. Он резко остановился. Они успели обойти к тому времени все три стороны Бретт-плейс и вернулись к концу Бретт-стрит.
— Как вы сами-то впервые узнали об этом? — спросил он тоном, который попытался привести в соответствие с духом только что услышанных женских откровений.
Ее охватила сильная дрожь, и она ответила не сразу. Голос ее был лишен выражения.
— От полиции. Главный инспектор пришел. Главный инспектор Хит — так он представился. Он показал мне…
У миссис Верлок перехватило дыхание.
— О, Том, им пришлось собирать его лопатой!
Ее грудь вздымалась от бесслезных рыданий. Мгновенье спустя Оссипон обрел дар речи:
— От полиции! Вы хотите сказать, что полиция уже приходила? Сам главный инспектор Хит пришел сообщить вам?
— Да, — подтвердила она тем же лишенным выражения голосом. — Он пришел. Вот так взял и пришел. Я ничего не знала. Он показал мне кусок пальто и… Ну и вот так. Он спросил: «Узнаете?»
— Хит, Хит… А что он еще делал?
Миссис Верлок опустила голову.
— Ничего. Ничего не делал. Ушел. Полиция была на его стороне, — пробормотала она трагическим голосом. — И еще другой приходил.
— Другой? Другой инспектор, вы хотите сказать? — спросил Оссипон в величайшем волнении и с интонацией, очень похожей на интонацию испуганного ребенка.
— Не знаю. Он пришел. Выглядел как иностранец. Он, наверное, один из этих — людей из посольства.
Товарищ Оссипон чуть не рухнул от этого нового удара.
— Из посольства! Вы понимаете, что вы говорите? Какого посольства? Ради всего святого, что значит «из посольства»?
— А вот из того, которое на Чешем-сквер. Он страшно проклинал этих людей. Я не знаю о них ничего. Да и какое это имеет значение?!
— И вот тот, другой, — что он сделал и что сказал вам?
— Не помню… Ничего… Не важно. Не спрашивайте, — устало взмолилась она.
— Хорошо. Не буду, — нежно согласился Оссипон. И он был искренен — не потому, что его тронул ее просящий голос, а потому, что чувствовал: он начинает запутываться в глубинных мотивах этого темного дела. Полиция! Посольство! Ничего себе! Боясь, что его разум забредет туда, где естественный свет не будет ему надежным вожатым, он решительно отбросил прочь все предположения, догадки и теории. Перед ним женщина, которая всецело доверилась ему, — вот с чем прежде всего нужно считаться. Но после того что он услышал, он уже не мог чему-то удивляться. И когда миссис Верлок, словно внезапно очнувшись от заставившей забыть об опасности грезы, начала с неистовой горячностью убеждать его, что нужно немедленно бежать на континент, он больше не издавал никаких восклицаний. Он только сказал с неподдельным сожалением, что поезда до утра не ходят, и устремил задумчивый взгляд на ее лицо под черной вуалью, на которое падал свет укрытого вуалью тумана газового фонаря.
Подле него ее черная фигура таяла в ночи, словно только наполовину высеченная из черного камня. Невозможно было сказать, что ей известно, насколько она вовлечена во все это дело с полицейскими и посольствами. Но если она хочет убраться отсюда, то не ему возражать. Он и сам желает того же. Он ощутил, что эта лавка, в которую приходят главные инспекторы и сотрудники иностранных посольств, — неподходящее для него место. О лавке нужно забыть. Но есть ведь и еще кое-что. Сбережения. Деньги!
— Вам нужно спрятать меня до утра где-нибудь, — сказала она со страхом в голосе.
— Дело в том, дорогая, что я не могу взять вас к себе. Я делю комнату с другом.
Он и сам был немного испуган. Утром господа агенты наводнят, разумеется, все вокзалы. И если ее по той или иной причине схватят, она будет для него потеряна.
— Но вы должны меня спрятать. Неужели я вам совсем, совсем безразлична? О чем вы думаете?
С жаром проговорив это, она в отчаянии уронила сцепленные руки. Наступила тишина. Опускался туман, над Бретт-плейс безраздельно царила мгла. Ни души — даже бродячей, презирающей законы влюбленной души кота — не было вокруг, только мужчина и женщина, лицом к лицу.
— Возможно, и удалось бы надежно укрыть вас где-нибудь, — сказал наконец Оссипон. — Но, честно говоря, моя дорогая, у меня нет сейчас денег — только несколько пенсов. Мы, революционеры, небогаты.
В кармане у него лежало пятнадцать шиллингов. Он добавил:
— А нас ведь еще ждет дорога — утром нельзя будет терять времени.