Тайный агент. На взгляд Запада

— Нет! — воскликнула она и быстро заговорила: — Он не спал. Не спал. Он говорил мне, что все ему нипочем. Он увел у меня мальчика из-под носа и убил его — любящего, невинного, безобидного. Моего мальчика, говорю вам. И вот он лежал на диване, совершенно спокойно — после того как убил мальчика — моего мальчика. Я хотела уйти из дома, куда-нибудь подальше от него. А он и говорит мне, вот так просто: «Иди сюда», — после того как сказал, что я помогла убить мальчика. Слышите, Том? Он просто сказал мне: «Иди сюда», после того как вырвал у меня сердце и вдавил его вместе с моим мальчиком в грязь.

Она замолчала, потом дважды, словно в забытьи, произнесла:

— Кровь и грязь. Кровь и грязь.

Товарища Оссипона озарило. Так, значит, в парке погиб тот полоумный парень! Нет, весь мир был не просто одурачен — весь мир был колоссально одурачен! От крайнего изумления он даже заговорил по-научному:

— Дегенерат! О небо!

— «Иди сюда!» — возвысила голос миссис Верлок. — За кого он меня принимал? А? Скажите мне, Том! «Иди сюда!» Мне! Вот так просто! Я взглянула на нож и подумала, что пойду, раз он так этого хочет. Ну что ж! Я и пришла — в последний раз… С ножом.

Она вызывала у него сильнейший страх — сестра дегенерата… сама дегенератка с наклонностью к убийству…^[109] или ко лжи. Ко всем прочим страхам товарища Оссипона прибавился еще и страх, так сказать, научного плана. Могло показаться, что он спокойно и неторопливо размышляет, но это было ложное впечатление — просто в темноте не было видно его искаженного ужасом лица. Он двигался и говорил с трудом, словно его ум и воля были заморожены. Он чувствовал себя полумертвым.

Внезапно он подпрыгнул в высоту на целый фут — миссис Верлок нарушила незыблемую, сдержанную пристойность своего дома пронзительным и страшным воплем:

— Помогите, Том! Спасите меня! Я не хочу, чтоб меня повесили!

Бросившись к ней, он стал зажимать ее рот рукой — вопль прекратился, но своим броском он сшиб ее с ног. Он почувствовал, как она цепляется за его ноги, и его страх достиг высшей точки, сделался чем-то вроде опьянения, галлюцинации, приобрел черты белой горячки. Воистину он видел перед собой змей! Эта женщина обвивалась вокруг него как змея, и ее невозможно было стряхнуть. Она не была смертоносна. Она была сама смерть — спутница жизни.

Миссис Верлок, словно облегчив душу всплеском чувств, похоже, не собиралась производить дальнейшего шума. Голос ее стал жалобным.

— Том, вы не можете меня теперь отшвырнуть, — бормотала она с пола. — Сначала вам придется раздавить мне ногой голову. Я не оставлю вас.

— Вставайте, — сказал Оссипон.

Его лицо было так бледно, что различалось даже в абсолютно полной темноте лавки; а у миссис Верлок не было лица — его скрывала вуаль, не было ничего, что можно было различить. Лишь дрожь чего-то маленького и белого — цветка на шляпке — обозначала ее передвижения.

Оно поднялось в черноте — это она встала с пола. «Бежать, бежать», — подумал Оссипон, — но без труда понял, что у него ничего не выйдет. Не выйдет.

Она побежит за ним. Она с воплями будет бежать за ним до тех пор, пока все окрестные полицейские не бросятся за ними в погоню. И Господь только может знать, что она им скажет о нем. Он был так перепуган, что у него мелькнула бредовая мысль: а не задушить ли ее в темноте? Ему стало еще страшнее. Он у нее в руках! Он представил, как будет жить в вечном страхе в какой-нибудь заброшенной испанской или итальянской деревушке и как в одно прекрасное утро его тоже найдут мертвым, с ножом в груди — как мистера Верлока. Он глубоко вздохнул. Он боялся пошевелиться. Миссис Верлок молча ожидала волеизъявления своего спасителя, черпая утешение в его задумчивом молчании.

Неожиданно он заговорил почти естественным для себя голосом. Его раздумья подошли к концу.

— Пойдемте отсюда, а то опоздаем на поезд.

— Куда мы поедем, Том? — робко спросила она. Миссис Верлок больше не была свободной женщиной.

— Сначала в Париж, это самое лучшее… Выйдите и посмотрите, нет ли кого снаружи.

Она повиновалась. Дверь осторожно открылась, и до него донесся приглушенный голос:

— Все в порядке.

Оссипон вышел. Как ни старался он не шуметь, закрывая дверь, надтреснутый колокольчик задребезжал в пустой лавке, словно тщетно пытаясь предупредить отдыхающего мистера Верлока о том, что его жена отбывает навсегда в сопровождении его друга.

В быстро нанятом ими хэнсоме дюжий анархист приступил к разъяснениям. Он был по-прежнему страшно бледен, глаза на его напряженном лице запали, казалось, на целых полдюйма. Но, судя по всему, он уже успел продумать все с необычайной тщательностью.