Тайный агент. На взгляд Запада

— Я не могу оставаться ни минуты дольше. Приходите поскорей, навестите маму. Вы знаете, она называет вас L’ami[194]. Это прекрасное имя, и она дала его от всей души. А теперь au revoir[195], я должна бежать.

Она рассеянно посмотрела на широкую аллею, уходящую к воротам… Рука ее, протянутая мне, ускользнула от моей, неожиданно резко взметнулась вверх и оперлась на мое плечо. Ее алые губы слегка приоткрылись — но не в улыбке, а выражая радостное изумление. Глядя в направлении ворот, она быстро, задыхаясь, проговорила:

— Вот! Я знала это. Вот он!

Я понял, что она должна иметь в виду мистера Разумова. По аллее неторопливо шел молодой человек. На нем было нечто уныло-коричневое, в руке он держал трость. Когда я заметил его, он шагал, опустив голову, как бы погруженный в глубокое раздумье. Покуда я следил за ним, он вдруг резко поднял голову и тут же остановился. Я уверен в том, что он именно остановился, — но со стороны казалось, что он сбился с походки и тут же поправил шаг. Затем он двинулся нам навстречу, пристально глядя на нас. Мисс Халдина знаком попросила меня задержаться и сделала один-два шага ему навстречу.

Я отвернулся и взглянул на них, только когда услышал, что мисс Халдина представляет нас друг другу. Мистеру Разумову было сообщено — теплым тоном, негромким голосом, — что я не только чудесный наставник, но и великая опора «в нашей беде и скорби».

Разумеется, было упомянуто и о том, что я англичанин. Мисс Халдина говорила быстро, — я никогда не слышал от нее такой быстрой речи, — и это по контрасту делало ее спокойный взгляд еще более выразительным.

— Я ничего от него не скрываю, — добавила она, не отводя взгляда от мистера Разумова.

Молодой человек, конечно, тоже устремил взор на мисс Халдину, — но он определенно не смотрел в ее пылко устремленные к нему глаза. Потом он стал переводить взгляд от нее ко мне, и на лице его появлялись то подобие натянутой улыбки, то намеки на хмурую гримасу; я-то их распознал, а вот наблюдатель, менее, чем я, одержимый желанием его разгадать, вряд ли бы заметил то или другое. Не знаю, что заметила Наталия Халдина, я же распознавал малейшие оттенки эмоций на его лице.

Довольно быстро он отказался от попыток улыбнуться и прогнал нарождавшуюся было хмурую гримасу, и лицо его, разгладившись, просто-напросто перестало что бы то ни было выражать; но мне представилось, как он восклицает про себя: «Ничего не скрывает! От этого немолодого господина, этого иностранца!»

Мне представилось это, потому что сам я воспринял его именно как иностранца. В целом мое впечатление было благоприятным. Он казался человеком неглупым и даже заметно превосходящим средний уровень русских студентов и прочих обитателей Petite Russie. Черты его лица были четче выражены, чем у большинства русских: твердая линия подбородка, гладко выбритая бледная щека, нос — четкий хребет, а не просто выпуклость. Шляпа его была низко надвинута на глаза, на затылок спускались темные, вьющиеся волосы; под плохо сидящим коричневым костюмом угадывалось крепкое тело; слегка сутулые плечи были довольно широки. В целом я не был разочарован. Много занимается, физически крепок, застенчив…

Еще до того, как мисс Халдина закончила говорить, я ощутил, как его рука сжала мою — твердо, сильно, но неожиданно горячо и сухо. Ни слова, ни звука не было им произнесено при этом быстром, сухом рукопожатии.

Я собирался оставить их наедине, но мисс Халдина легко прикоснулась к моей руке, этим многозначительным касанием ясно выражая свое желание. Пусть кто хочет улыбается, но меня не нужно было упрашивать остаться рядом с Наталией Халдиной, и я не стыжусь признаться, что не нахожу в этом ничего смешного. Я остался, — не так, как остался бы юноша — окрыленный, словно оторвавшийся от земли^[196], — но остался с трезвыми намерениями, твердо стоя на земле и мысленно пытающийся понять, что она собирается делать. Она повернулась к Разумову.

— Прекрасно. Здесь то самое место. Да, я хотела, чтобы вы пришли именно сюда. Я гуляла здесь каждый день… Не нужно извинений. Я все понимаю. Я благодарна вам, что вы пришли сегодня, но все равно не могу оставаться здесь дольше. Это невозможно. Мне нужно спешить домой. Да, даже несмотря на то, что вы стоите передо мной, я должна бежать. Я слишком долго отсутствовала… Вы же знаете, как мы живем.

Эти последние слова были обращены ко мне. Я заметил, как мистер Разумов провел по губам кончиком языка — как будто у него была лихорадка и его мучила жажда. Он взял протянутую ему руку в черной перчатке — та сомкнулась на его руке и — как я довольно отчетливо увидел — удержала ее.

— Спасибо еще раз за то… за то, что вы понимаете меня, — горячо продолжила она.

Он прервал ее — с некоторой грубоватостью. Мне не понравилось, как он заговорил с этим искренним созданием — из-под низко надвинутой шляпы, так сказать. И голос его звучал слабо и сухо — точь-в-точь как у человека, истомленного жаждой.