Тайный агент. На взгляд Запада

Великий человек произнес это тоном полнейшей откровенности, но когда их лица повернулись друг к другу, Разумов наткнулся на темные очки. Из-под их прикрытия Петр Иванович намекнул, что некоторое время назад стал испытывать потребность в энергичном и решительном человеке для выполнения некоего замысла. Он не сказал ничего более определенного; и, сделав несколько критических замечаний об отдельных членах штутгартского комитета революционных действий, позволил разговору весьма надолго прерваться. Они прошли аллею из конца в конец. Разумов, тоже хранивший молчание, время от времени бросал взгляд на заднюю стену дома. Дом не выглядел обитаемым. С его закопченными, потемневшими от дождей стенами, с его окнами, которые все до одного были закрыты ставнями, он казался сырым, мрачным и заброшенным. Его вполне мог населять какой-нибудь традиционный скорбный, стонущий, бессильный призрак средней руки, совсем не похожий на тени, которые, как уверяла светская молва, вызывала мадам де С. для встреч с государственными деятелями, дипломатами и депутатами европейских парламентов. До сих пор Разумов видел мадам де С. только в экипаже.

Петр Иванович вышел из своего задумчивого состояния.

— Две вещи я могу сказать вам сразу. Во-первых, я считаю, что подонки общества не могут ни породить настоящего вождя, ни совершить какое-либо решительное дело. Если вы спросите, что я имею в виду под подонками общества… гм… это долго объяснять. Вас удивит многообразие ингредиентов, из которых состоят, с моей точки зрения, подонки — те, что в любом случае призваны, должны оставаться на дне. С таким определением вы, возможно, не согласитесь. Но я могу сказать вам, что

не относится к подонкам. В этом вопросе у нас не может быть разногласий. Крестьяне не являются подонками, но и высший класс общества — да, дворянство — тоже. Подумайте об этом, Кирилл Сидорович! Мне кажется, у вас хорошо развита способность мыслить. Все в народе, что не является подлинным, все, что не он породил или не развил сам, — все это — да — грязь! Ум, направленный не туда, куда надо, чужеродные учения — и это тоже грязь, подонки! Во-вторьгх, я предлагаю вам подумать вот о чем: для нас сейчас между прошлым и будущим зияет пропасть. Чужеземный либерализм никогда не сможет перекинуть через нее мост. Все попытки такого рода — глупость или мошенничество. Мост вообще невозможен! Пропасть должна быть заполнена^[206].

В тоне дородного феминиста появилась какая-то зловещая шутливость. Он схватил руку Разумова вьгше локтя и слегка потряс ее.

— Понимаете вы, загадочный молодой человек? Ее нужно просто заполнить.

Разумов сохранял невозмутимость.

— А вы не думаете, что я уже оставил позади размышления на подобные темы? — сказал он, спокойным движением высвободив руку, что увеличило расстояние между ним и Петром Ивановичем, шедшим рядом. И добавил, что цельте возы слов и теорий никогда не смогут заполнить эту пропасть. Тут и думать нечего. Только жизни, много жизней, принесенных в жертву… Он умолк, не докончив фразы.

Петр Иванович медленно склонил свою большую, волосатую голову. Через секунду он

предложил пойти посмотреть, не готова ли их принять мадам де С.

— Чаю выпьем, — сказал он, ускоренным шагом сворачивая с сумрачной тропинки.

Компаньонка оставалась на страже. Завернув за угол, они увидели, как прошмыгнула в дверь ее темная юбка. Войдя в вестибюль, они ее не обнаружили — она исчезла без следа. Тусклый свет падал сквозь запыленное стекло в потолке на черно-белый мозаичный пол, покрытый грязными следами, шаги раздавались в вестибюле, отзываясь слабым эхом. Великий феминист возглавил путь вверх по лестнице. На перилах второго этажа покоился перевернутый блестящий цилиндр — прямо напротив дверей гостиной, в которой, как утверждала молва, вызывались духи и часто бывали, надо предполагать, революционеры в изгнании. Было трудно представить, что за этими дверями с их потрескавшейся белой краской и тусклой позолотой может ждать что-нибудь, кроме пыли и пустоты. Перед тем как нажать на массивную медную ручку, Петр Иванович бросил на своего молодого спутника острый, отчасти оценивающий, отчасти подготавливающий взгляд.

— Никто не совершенен, — тихонько пробормотал он. Так, наверное, владелец редкого драгоценного камня, перед тем как открыть ларец, мог бы предупредить профана о том, что абсолютно безупречных камней не бывает.

Его рука так долго лежала на ручке двери, что Разумов снизошел до угрюмого:

— Никто.

— Само совершенство не покажется таковым, — продолжал Петр Иванович, — в мире, который для него не предназначен. Но вы встретите сейчас ум — нет! — квинтэссенцию женской интуиции, которая поймет все ваши затруднения благодаря неодолимой, озаряющей силе сочувствия. Ничто не скроется от этой… этой… вдохновенной, да, вдохновенной проницательности, этого истинного света женственности.

Неизменный стеклянный блеск темных очков придавал его лицу вид абсолютной убежденности. Разумов невольно отпрянул от закрытой двери.