Тайный агент. На взгляд Запада

— Вот как! — произнесла она задумчиво. — Хорошо, не буду ни о чем спрашивать. Достаточно того, что Петр Иванович знает, чем занят каждый из нас. Рано или поздно, все непременно сложится как надо.

— Вы так думаете?

— Я не думаю, молодой человек. Я просто верю в это.

— И этой верой вы обязаны Петру Ивановичу?

Она не ответила на этот вопрос. Некоторое время они стояли молча, как бы не желая расставаться друг с другом.

— Мужчины есть мужчины, — пробормотала она наконец. — Как будто можно сказать, как к человеку приходит вера… — Ее тонкие мефистофельские брови чуть шевельнулись. — Да, в России есть миллионы людей, которые могли бы позавидовать тому, как живут собаки в этой стране. Страшно и стыдно признавать это, даже когда говоришь со своими. Нужно верить хотя бы из жалости. Так не может продолжаться. Нет! Не может! Двадцать лет я приезжала и уезжала, не оглядываясь по сторонам… Чему вы улыбаетесь? Вы только в начале пути. Вы хорошо начали, но погодите, вы узнаете, что это такое — без остатка втоптать себя в пыль в приездах и отъездах. Ведь все к этому сводится, в конце концов. Вы должны подавить даже малейшие проявления своих чувств; ведь останавливаться вы не можете, не должны. Я тоже была молода — но вы, может быть, думаете, что я жалуюсь, а?

— Нет, я не думаю ничего подобного, — равнодушно возразил Разумов.

— Да уж, конечно, не думаете, мой милый сверхчеловек. Вам просто все равно.

Она запустила пальцы в копну своих волос на левой стороне головы, и тирольская шапочка благодаря этому резкому движению села прямо. Она нахмурилась — без враждебности, как хмурится человек, решающий трудную задачу. Разумов без всякого интереса отвернулся.

— Вы, мужчины, все одинаковы. Вы путаете удачу с заслугой, и вы совершенно искренни в этом! Я не хочу быть с вами слишком сурова. Мужскую натуру не переделаешь! Вы, мужчины, смешны и жалки в своей способности до самой могилы лелеять детские иллюзии. Среди нас много таких, кто проработал пятнадцать лет без перерыва, один за другим пробуя разные способы, подпольно и легально, не оглядываясь по сторонам! Я могу говорить об этом. Я одна из тех, кто никогда не отдьгхал… Да что там! К чему слова… Взгляните на мои седые волосьг! И вот приходят два младенца — я имею в виду вас с Халдиным — и с первой же попытки наносят точный удар!

Услышав фамилию Халдина, слетевгпую с быстрых и энергичных губ революционерки, Разумов испытал привычное острое ощущение непоправимого. Но несколько месяцев прошли не зря — он успел привыкнуть к этому ощущению. Оно не сопровождалось уже, как раньше, безрассудным страхом и слепым гневом. Он сформулировал для себя новые убеждения; он окружил себя атмосферой мрачных и сардонических грез, и сквозь эту туманную среду происшедшее виделось как невнятная тень, смутно напоминающая человеческую фигуру; фигуру до боли знакомую, но вместе с тем предельно неразличимую, просто осторожно ждущую в сумерках — и только. Это не вызывало тревоги.

— Как он выглядел? — неожиданно спросила революционерка.

— Как он выглядел? — переспросил Разумов, с трудом подавив желание яростно броситься на нее. Небольшой смешок помог ему обрести спокойствие, — смеясь, он украдкой наблюдал за ней. Такое отношение к ее вопросу обеспокоило ее. — Ну чисто по-женски! — продолжал он. — Какое вам дело до его внешности? Каким бы он ни был, сейчас он недосягаем для всякого женского влияния.

Она нахмурилась, — три складки, образовавшиеся у переносицы, подчеркнули мефистофельский наклон бровей.

— Вы страдаете, Разумов, — предположила она своим тихим, доверительным голосом.

— Что за вздор! — Разумов прямо посмотрел ей в лицо. — Но, пожалуй, я поторопился насчет всякого женского влияния; знаете ли, одна женщина тут, наверху, — мадам де С., — все же берется влиять на него и сейчас. Раньше умершим позволялось покоиться с миром, но теперь, сдается мне, они служат на побегушках у сумасшедшей старой ведьмы. Мы, революционеры, делаем удивительные открытия. Нельзя, правда, сказать, что это целиком наши собственные открытия — у нас ведь нет ничего своего. Но, может быть, подруга Петра Ивановича удовлетворит ваше женское любопытство? Может быть, она вызовет его для вас? — отпускал он шутки как человек, который страдает.

Сосредоточенно-нахмуренное выражение ее лица смягчилось. Чуть усталым голосом она сказала:

— Надеюсь, ее заклинания окажутся достаточно сильными для того, чтобы мы не остались без чая. Хотя полной уверенности в этом нету. Я устала, Разумов.