«Куда?» было ответом в форме мягкого вопроса на то, что мы можем назвать декларацией независимости мистера Разумова. Вопрос этот ни в малейшей степени не содержал в себе угрозы и прозвучал в действительности весьма невинно. Правда, если понимать его в чисто топографическом смысле, то единственный ответ на него должен был бы показаться мистеру Разумову довольно устрашающим. Куда? Назад в его квартиру, где его разыскала Революция, чтобы подвергнуть неожиданному испытанию его дремлющие инстинкты, его полуосознанные мысли и почти вовсе бессознательные амбиции, задев своей яростной и полной догматов религией, с ее призывом к самозабвенному самопожертвованию, с ее кротким послушанием, с ее мечтами и надеждами, возвышающими душу на фоне самых мрачных приступов отчаяния. И мистер Разумов, отпустив дверную ручку и вернувшись на середину комнаты, со злостью спросил советника Микулина:
«Что вы имеете в виду?»
Насколько мне известно, советник Микулин не ответил на этот вопрос. Он завязал с мистером Разумовым дружескую беседу. Особенность русских натур в том, что, как бы сильно ни были они вовлечены в драматическое развитие событий, они всегда готовы прислушаться к приглушенному голосу отвлеченных идей. Эту беседу (и другие, последовавшие за ней) нет необходимости приводить здесь. Достаточно сказать, что сутью ее была проверка новых убеждений мистера Разумова. Поскольку внешне в беседе не было ничего официального, мистер Разумов попытался обосновать провозглашенную им независимость. Но на советника Микулина его аргументы не произвели впечатления.
«Для такого человека, как вы, — такими вескими словами он завершил спор, — подобная позиция невозможна. Не забывайте, что я видел тот ваш интересный листок. Я понимаю ваш либерализм. Я сам думаю сходным образом. Реформа для меня — в первую очередь вопрос метода. Но в основе любого восстания лежит физическое возбуждение, своего рода истерия, которой нельзя позволить овладеть массами. С этим вы согласны безоговорочно, не так ли? Потому что, видите ли, Кирилл Сидорович, в определенных случаях уклонение от действия, оговорки граничат с политическим преступлением. Древние греки очень хорошо это понимали».
Мистер Разумов, слушавший советника Микулина со слабой улыбкой, напрямик спросил, означает ли это, что советник собирается установить за ним наблюдение.
Высокопоставленный чиновник не обиделся на этот циничный вопрос.
«Нет, Кирилл Сидорович, — ответил он серьезно. — Я не собираюсь устанавливать за вами наблюдение».
Разумов, подозревая его во лжи, тем не менее все то недолгое время, что еще длился разговор, выказывал полнейшую независимость суждений. Превосходящий его годами собеседник говорил с ним доверительно, с изощренной простотой. Разумов пришел к выводу, что нужно обладать невероятной проницательностью, чтобы понять, что у того на уме. Сильнейшее беспокойство заставило сердце его забиться быстрее. Высокопоставленный чиновник, поднявшись из-за стола, уже пожимал ему руку.
«До свиданья, господин Разумов. Всегда приятно, когда умные люди понимают друг друга. Не так ли? И конечно же эти мятежные господа не обладают монополией на ум».
«Полагаю, во мне больше не возникнет нужды?» — спросил Разумов еще во время рукопожатия.
Советник Микулин медленно выпустил его руку.
«Это, господин Разумов, — сказал он с величайшей серьезностью, — уж как получится. Будущее ведомо только Богу. Но вы можете не сомневаться, что я и не думал устанавливать за вами наблюдение. Вы чрезвычайно независимый молодой человек. Да. Вы уходите сейчас, вольный как ветер, но в конце концов вернетесь к нам».
«Я?! Я! — с тихим ужасом воскликнул, протестуя, Разумов. — Но зачем?» — добавил он тише.
«Да! Вы сами, Кирилл Сидорович, — негромко, тоном строгой убежденности проговорил высокопоставленный полицейский чиновник. — Вы вернетесь к нам. Некоторым из наших величайших умов пришлось это сделать в конечном итоге».
«Наших величайших умов», — ошеломленно повторил Разумов.
«Да, именно так! Наших величайших умов… До свиданья».
Разумов, подведенный к двери, вышел из нее. Но не успел он дойти до конца коридора, как услышал за спиной тяжелые шаги. Его окликнули. Он обернулся и с изумлением увидел, что его догоняет советник Микулин собственной персоной. Высокопоставленный чиновник подбежал к нему совсем запросто, слегка запыхавшись.
«Минуточку. Что касается того, о чем мы только что говорили, это произойдет по воле Божьей. Но мне, возможно, придется еще разок вас вызвать. Вы удивлены, Кирилл Сидорович. Да, еще раз… если понадобится что-нибудь прояснить в дальнейшем».
«Но я ничего не знаю, — выпалил Разумов. — Я просто не могу ничего знать».