Тайный агент. На взгляд Запада

Спокойный, решительный, непоколебимый в своем великом предназначении, он протянул руку к перу — и тут взгляд его упал на кровать. Он бросился к ней в ярости, с безмолвным криком: «Это ты, безумный фанатик, встал на моем пути!» Он с силой сбросил на пол подушку, рывком откинул в сторону одеяла… Там ничего не было. И, обернувшись, он успел заметить яркую деталь в тающем рисунке двух призрачных голов — глаза генерала Т. и тайного советника Микулина, устремленные на него, такие разные глаза и все же похожие своим усталым и одновременно твердым, целеустремленным выражением… Слуги народа!

Разумов, крайне обеспокоенный своим состоянием, шатаясь, добрел до умывальника, выпил воды, смочил лоб. «Это пройдет и все забудется, — с уверенностью подумал он. — Со мною все в порядке». И предполагать, что о нем не вспоминают, чрезвычайно глупо. Он взят на заметку с той стороны. И в этом нет ничего страшного. Но то, что знаменовал собою этот жалкий призрак, — вот что нужно убрать с пути… «Пойти бы и швырнуть кое-кому из них в лицо все, что я думаю, — и будь что будет!»

Он представил, как приближается к красноносому студенту и неожиданно выставляет перед его рожей кулак. «С этим, впрочем, — подумал он, — чего связываться, ведь у него нет своих мозгов. Он пребывает в красном демократическом трансе. Да! Ты намерен пробить себе путь ко всеобщему счастью, дружок! Я дам тебе всеобщее счастье, ты, тупой, загипнотизированный упырь! Но вот как быть с моим личным счастьем, а? Неужели у меня нет на него права — просто потому, что я способен мыслить самостоятельно?..»

И снова, но уже с другой интонацией Разумов сказал про себя: «Я молод. Все можно искупить». В это мгновенье он медленно пересекал комнату, собираясь сесть на диван и попытаться привести в порядок свои мысли. Но не успел он дойти до дивана, как его покинуло все — надежда, отвага, вера в себя, доверие к людям. Его сердце вдруг словно опустело. Нет смысла бороться дальше. Покой, труд, уединение, искренние отношения с себе подобными — во всем этом ему отказано. Ничего не осталось. Его существование было огромной холодной пустотой, похожей на чудовищную равнину России, ровно занесенную снегом и постепенно сливающуюся — в любом направлении, куда ни кинь взгляд, — с тенями и туманами.

Голова у него кружилась; он сел, закрыл глаза и так — прямой, неподвижный, не задремав ни на мгновенье, — просидел на диване всю ночь, пока девка-прислуга, ввалившаяся с самоваром в переднюю комнату, не стукнула кулаком в дверь и не позвала: «Кирилл Сидорович! Пора вставать!»

Тогда, бледный как труп, повинующийся грозному призыву на суд, Разумов открыл глаза и поднялся.

Думаю, никто не удивится, узнав, что, когда призыв раздался, Разумов отправился на встречу с советником Микулиным. Призыв раздался тем же утром, когда, бледный и трясущийся, как больной, только что вставший с постели, он пытался побриться. Конверт был надписан рукою неприметного поверенного. В этом конверте оказался другой, почерком князя К. адресованный Разумову, с пометкой в углу: «Просьба переслать незамедлительно в другом конверте». Внутри находилась записка, написанная лично советником Микулиным. Автор ее честно признавался, что никаких вопросов, нуждающихся в разъяснении, у него не возникло, но тем не менее назначал мистеру Разумову свидание по некоему адресу, который, судя по всему, был адресом одного окулиста.

Разумов прочитал записку, закончил бритье, оделся, снова взглянул на записку и мрачно пробормотал: «Окулист». Некоторое время он пребывал в задумчивости, потом зажег спичку и тщательно сжег записку и оба конверта. Потом стал ждать — просто сидел, ничего не делая и даже ни на что не глядя, пока не приблизился назначенный час. Тогда он отправился в путь.

Трудно сказать, мог ли он уклониться от этого неофициального по форме приглашения. По всей вероятности, не мог. В любом случае, он пошел и, более того, пошел с готовностью — которая не покажется столь уж странной, если вспомнить, что советник Микулин был единственным человеком на свете, с которым Разумов мог говорить о своем подлинном участии в деле Халдина. И когда возникала правда, навязчивый, порождающий ложь призрак исчезал. Какой бы внушающей тревогу властью ни обладал халдинский призрак на всей остальной земле, Разумов очень хорошо знал, что по указанному адресу окулиста призрак сей будет просто повешенным убийцей господина де П. — и только. Ибо мертвые могут действовать только с тою силой и таким напором жизни, какими наделяют их живые. Вот почему мистер Разумов шел на встречу с советником Микулиным с чувством облегчения, словно спасающийся от погони человек, который рад любому убежищу.