Кончилось тем, что однажды вечером к мистеру Разумову неожиданно зашел один из «думающих» студентов, которого он и до халдинской истории встречал раньше на различных вечеринках, — высокий молодой человек с простыми, спокойными манерами и приятным голосом.
Когда в передней прозвучало: «Можно войти?» — Разумов, праздно восседавший на диване, тут же вскочил, узнав голос. «Не собирается ли он меня заколоть?» — подумал он с иронией и, прикрыв левый глаз зеленым козырьком, сурово сказал: «Войдите».
Вошедший студент смутился и выразил надежду, что не помешал.
«Вас не видели несколько дней, и я решил поинтересоваться… — Он кашлянул. — Глазу лучше?»
«Уже почти в порядке».
«Хорошо. Я не задержусь; но, видите ли, я… то есть мы… ну, одним словом, я почел своим долгом предупредить вас, Кирилл Сидорович, что вы, похоже, не в безопасности».
Разумов сидел неподвижно, оперев голову на руку так, что его глаз, не прикрытый козырьком, был почти не виден.
«Я тоже так думаю».
«Что ж, тогда… Сейчас все как будто спокойно, но они готовят какие-то крупные репрессии. Это наверняка. Но я пришел сообщить вам не это. — Он поближе пододвинул свой стул и понизил голос. — Мы опасаемся, что вас скоро арестуют».
Один мелкий писарь в канцелярии подслушал несколько слов из некоего разговора и сумел заглянуть в некий отчет. Этими сведениями не следует пренебрегать.
Разумов усмехнулся, а его гость весьма встревожился.
«Ах, Кирилл Сидорович, здесь нет ничего смешного! Они не трогали вас до поры до времени, но!.. Словом, вам лучше попытаться уехать из страны, Кирилл Сидорович, пока еще есть время».
Разумов вскочил и принялся насмешливо-преувеличенно благодарить за совет; его собеседник, покраснев, удалился, преисполненный уверенности, что этот таинственный Разумов совсем не из тех, кому простые смертные могут давать советы или предостережения.
Советник Микулин, осведомленный на другой день о происшедшем, выразил удовлетворение:
«Гм. Да! Именно это и было нужно…» — и посмотрел на свою бороду.
«Я делаю из этого вывод, — сказал Разумов, — что для меня настал момент приступать к выполнению задания».
«Психологически настал», — уточнил советник Микулин мягко — и очень серьезно — как будто испытывая мистический ужас.
Все приготовления, необходимые для того, чтобы создать правдоподобие бегства в последнюю минуту, были сделаны. Советник Микулин не собирался больше встречаться с мистером Разумовым перед его отъездом. Эти встречи несли в себе риск, а все и так уже было устроено.
«Вот мы и обсудили с вами все, Кирилл Сидорович, — с чувством сказал высокопоставленный чиновник, с чисто русской задушевностью пожав Разумову руку. — Между нами нет никаких неясностей. И вот что я вам скажу! Я считаю, что для меня большая удача… гм… в том, что вы…»
Он взглянул на свою бороду и, задумчиво помолчав, передал Разумову пол-листка почтовой бумаги — краткое изложение уже обсужденных вопросов: направление сбора информации, согласованная линия поведения, некоторые советы касательно отдельных персон и так далее. Это был единственный компрометирующий документ, но, как отметил советник Микулин, его легко уничтожить. Господину Разумову лучше ни с кем не встречаться, пока он не пересечет границу — а вот тогда… Смотрите, слушайте и…
Он посмотрел на свою бороду; но когда Разумов заявил о своем намерении повидать, по крайней мере, одного человека перед отъездом из Санкт-Петербурга, советник Микулин не сумел скрыть внезапного беспокойства. Он прекрасно знал, что молодой человек ведет уединенную, строгую, посвященную занятиям жизнь. Это была главная гарантия успеха. Тон советника стал упрашивающим. Подумал ли дорогой Кирилл Сидорович, что ввиду столь важного предприятия было бы целесообразно пожертвовать чувствами…
Разумов презрительно прервал эти увещевания. Речь идет не о девушке, а об одном молодом глупце, которого он хочет посетить с определенной целью. Советник Микулин с облегчением вздохнул, но был удивлен.
«Ах вот как! И с какой именно?»
«Ради большего правдоподобия, — коротко ответил Разумов, желая подчеркнуть свою независимость. — Вы должны доверять мне в том, что я делаю».
Советник Микулин тактично уступил, пробормотав:
«О, разумеется, разумеется. Ваше собственное понимание…»
И, еще раз пожав друг другу руки, они расстались.
Глупец, о котором подумал мистер Разумов, был богатый кутила-студент, известный как Костя-лихач. Легкомысленный, болтливый, легко возбудимый, — можно было положиться на его полнейшую неспособность хранить секреты. Но, когда Разумов напомнил этому буйному юнцу об услугах, которые тот еще недавно предлагал, его обычная восторженность сменилась беспредельным ужасом.
«Ох, Кирилл Сидорович, дражайший друг мой, спаситель мой — что же мне делать? Прошлой ночью я до последнего рубля спустил все, что получил на днях от папаши. Дайте мне время до четверга! Я обегу всех ростовщиков, каких знаю… Нет, конечно, у вас нет времени! Только не смотрите на меня так. Что же мне делать? Старика просить бесполезно. Говорю вам, он дал мне пачку крупных ассигнаций три дня назад. Ох, как же мне не везет!»