Тайный агент. На взгляд Запада

— Да уж, — отозвался я со смехом. О том, как меня примет великий феминист, теперь уже не было смысла раздумывать. В том, что он будет недоволен, увидев меня, и, вполне вероятно, угостит меня какой-нибудь торжественной дерзостью, не было сомнений, но я предполагал, что вряд ли он решится просто взять и выбросить меня за дверь. А все остальное меня не беспокоило. — Могу я предложить вам руку? — спросил я.

Она молча согласилась; между нами не было сказано ничего примечательного до тех пор, пока я не пропустил ее вперед в огромное фойе отеля. Оно было ослепительно освещено, кругом праздно шаталось множество людей.

— Я мог бы подняться туда один, — предложил я.

— Мне не хочется ждать одной в этом месте, — тихо сказала она. — Я пойду с вами.

Я повел ее прямо к лифту. На верхнем этаже коридорный показал нам направо:

— В конце коридора.

Стеньг были белые, ковер красный, электрические лампы ярко сияли; пустота, тишина, одинаковые, пронумерованные закрытые двери напомнили мне идеальный порядок в каком-нибудь образцово-показательном исправительном учреждении со всеми удобствами, принципиально состоящем только из камер-одиночек. Под крышей этого громадного пристанища путешественников до нас не доносилось ни звука, толстый малиновый войлок полностью заглушал наши шаги. Мы быстро шли вперед, не глядя друг на друга, пока не оказались у самой последней двери длинного коридора. Тогда глаза наши встретились; мы немного постояли, прислушиваясь к слабому бормотанию голосов внутри.

— Полагаю, что здесь, — прошептал я без всякой необходимости. Губы мисс Халдиной беззвучно шевельнулись, и после моего отчетливого стука бормотание голосов прекратилось. Глубокая тишина продолжалась несколько мгновений, потом дверь резко отворилась — ее открыла невысокая, черноглазая женщина в красной блузе, с пышными, почти седыми волосами, небрежно-неопрятно и неживописно убранными. Ее тонкие, черные как смоль брови сходились у переносицы. Впоследствии я не без интереса узнал, что то была знаменитая — или пресловуто известная — Софья Антоновна; тогда же я был поражен необычным характером ее мефистофельского, вопросительного взгляда, потому что он был на удивление беззлобным и, так сказать, вовсе не дьяволическим. Взгляд еще больше смягчился, когда она подняла глаза на мисс Халдину, которая своим ровным, глубоким голосом спросила, не может ли она ненадолго отвлечь Петра Ивановича.

— Я мисс Халдина, — добавила она.

При этом сообщении лоб женщины в красной блузе теперь полностью разгладился; ни слова не говоря, она отошла к дивану и уселась, оставив дверь широко открытой.

И так, с дивана, положив руки на колени, она своими черными блестящими глазами наблюдала за тем, как мы входим.

Мисс Халдина прошла на середину комнаты; я, верный своей роли скромного сопровождающего, остался у входа, закрыв за собою дверь. Комната, весьма просторная, но с низким потолком, была скудно меблирована; электрическая лампа с фарфоровым абажуром, низко свисающая над большим столом (там была разложена огромная карта), создавала в отдаленных углах комнаты искусственный тускловатый сумрак. Петра Ивановича не было видно, не присутствовал и мистер Разумов. Но на диване рядом с Софьей Антоновной сидел человек с костлявым лицом и козлиной бородкой; положив руки на колени, он наклонился вперед и всматривался в нас добрым взглядом. В дальнем углу можно было различить широкое, бледное лицо и громоздкую фигуру, явно неуверенно чувствующую себя на низеньком стуле. Единственный, кого я знал здесь, был маленький Юлиус Ласпара; похоже, он изучал карту, крепко переплетя ноги вокруг ножек стула. Он живо спрыгнул с него и поклонился мисс Халд иной, нелепо похожий на мальчишку с орлиным носом и красивой, с проседью, накладной бородой. Он шагнул вперед, предлагая свой стул; мисс Халдина отказалась. Она зашла лишь на минуту, чтобы обменяться парой слов с Петром Ивановичем.

Пронзительный голос стал слишком громким для этой комнаты.

— Странное дело, но именно сегодня днем я подумал о вас, Наталия Викторовна. Я встретил господина Разумова. Попросил его написать для меня статью на любую тему, какую он выберет. Вы могли бы перевести ее на английский — с таким-то учителем!

Он любезно кивнул в мою сторону. При упоминании Разумова из угла, в котором сидел человек, слишком большой для своего стула, раздался неописуемый звук, похожий на слабый писк какого-нибудь сердитого маленького зверька. Я не расслышал, что сказала мисс Халдина. Ласпара заговорил снова:

— Настало время что-то сделать, Наталия Викторовна. Но, наверно, у вас есть и свои собственные идеи. Почему бы не написать что-нибудь самой? Может быть, вы зайдете к нам на днях? Мы это обсудим. Любой совет…

И опять я не расслышал слов мисс Халд иной. Голос Ласпары зазвучал вновь:

— Петр Иванович? Он на минутку вышел в другую комнату. Мы все ждем его.