Тайный агент. На взгляд Запада

Разумов сделал паузу, с весомым ударением произнеся это имя, и подождал, пока стихнет тихий, скорбный ропот, которым оно было встречено.

— Виктор Викторович Халдин, — продолжал он, — проявив, без сомнения, благородную неосторожность, попытался найти убежище у некоего студента, о чьих убеждениях он не знал ничего, кроме тех иллюзий, которые внушило ему его собственное великодушное сердце. Это было неразумное проявление доверчивости. Но я здесь не затем, чтобы давать оценку действиям Виктора Халдина. Нужно ли рассказывать о том, что чувствовал студент, уединенная, неприметная жизнь которого не помешала, чтобы его разыскали и против воли сделали соучастником заговора? Нужно ли рассказывать о том, как он поступил? Это довольно сложная история. В итоге кончилось тем, что студент пришел к самому генералу Т. и сказал: «Человек, который убил де П., заперт у меня в комнате. Это Виктор Халдин, он, как и я, студент».

Поднялся страшный шум, но Разумов повысил голос:

— Заметьте: поступив так, этот человек руководствовался определенными честными идеалами. Но я пришел сюда не затем, чтобы объяснять его мотивы.

— Допустим. Но вы должны объяснить, откуда вам известно все это, — проговорил чей-то серьезный голос.

— Подлый трус! — раздался негодующий выкрик.

— Назовите его! — кричали другие.

— К чему шуметь? — презрительно сказал Разумов в глубокой тишине, наступившей после того, как он поднял руку. — Разве вы все не поняли, что этот человек — я?

Ласпара проворно отскочил от него и взобрался на свою табуретку. Некоторые бросились к Разумову, — он уже ждал, что его разорвут на куски, но все ограничилось шумом — волна тут же отхлынула назад, и ни один человек не прикоснулся к нему. Это все как-то сбивало с толку. У него страшно болела голова. В нестройном гуле голосов он несколько раз разобрал имя Петра Ивановича и слово «суд». «Но ведь он признался!» — отчаянно выкрикнул кто-то. В разгаре суматохи к Разумову приблизился молодой — моложе него самого — человек с горящими глазами.

— Убедительно прошу вас, — сказал он с ядовитой учтивостью, — будьте добры, оставайтесь на месте, пока вам не скажут, что делать.

Разумов пожал плечами.

— Я пришел сюда добровольно.

— Возможно. Но вы не уйдете отсюда, пока вам не разрешат, — парировал незнакомец.

Он сделал рукой подзывающий жест и кликнул:

— Луиза! Луиза! Иди сюда, пожалуйста. — И тут же одна из дочерей Ласпары (обе они таращились на Разумова из-за самовара) вскочила, волоча за собой замызганный хвост из грязных оборок, подтащила к двери стул и уселась на него, скрестив ноги. Молодой человек рассыпался перед ней в благодарностях и присоединился к группе, которая негромко и взволнованно что-то обсуждала. Разумов на мгновенье забылся.

Снова раздался пискливый голос:

— Признались вы или нет, но вы — полицейский агент!

Революционер Никита пробился к Разумову и предстал перед ним со своими большими синеватыми щеками, тяжелым животом, бычьей шеей и чудовищными руками. Разумов смотрел на знаменитого убийцу жандармов с безмолвным отвращением.

— А вы кто такой? — совсем тихо сказал он и, закрыв глаза, прислонился затылком к стене.

— Вам лучше сейчас уйти, — сказал кто-то мягким, печальным голосом. Разумов открыл глаза. Мягкий голос принадлежал пожилому человеку с легким серебряным ореолом волос вокруг умного, энергичного лица. — Петру Ивановичу сообщат о вашем признании — и тогда вам укажут…

Он повернулся к стоявшему рядом Никите, прозванному Некатор, и обратился к нему вполголоса:

— Что еще мы можем сделать? Совершив подобный акт искренности, он не может больше быть для нас опасен.

Тот пробормотал:

— Надо только удостовериться в этом, перед тем как отпустить его. Предоставьте его мне. Я знаю, как надо поступать с подобными господами.

Он обменялся многозначительными взглядами с двумя-тремя мужчинами, те слегка кивнули, и тогда он грубо заявил Разумову:

— Слыхали? Ваше присутствие здесь неуместно. Почему вы не уходите?

Сидевшая на страже дочь Ласпары встала и бесстрастно оттащила стул в сторону. Она сонно поглядела на Разумова, он вздрогнул, обвел комнату взглядом и медленно прошел мимо нее, как будто пораженный какой-то неожиданной мыслью.

— Прошу вас отметить, — сказал он уже на лестничной площадке, — что мне достаточно было держать язык за зубами. Именно сегодня я впервые, с тех пор как появился среди вас, оказался свободен от любых подозрений и сегодня же я освободился от лжи, от угрызений совести — стал независим от кого бы то ни было на этой земле.

Он повернулся к ним спиной и пошел к лестнице, но, услышав, как сзади громко хлопнула дверь, обернулся — Никита и трое других вышли следом. «Они все-таки собираются меня убить…» — подумал он.

Он не успел повернуться и встретить их лицом к лицу — они скопом бросились на него, прижали к стене. «Интересно — как?» — закончил он свою мысль. Никита крикнул, пронзительно рассмеявшись ему в лицо:

— Мы сделаем тебя безопасным. Подожди немножко.