Тайный агент. На взгляд Запада

Аполлон Коженёвский принадлежал к обедневшей дворянской семье, окончил гимназию в Житомире, до 1846 года изучал в Императорском Санкт-Петербургском университете восточные языки, литературу, право, но курса не окончил. Небольшого роста, некрасивый, исполненный сарказма, Аполлон соединял в себе экзальтированное «мессианство» и непрактичность, готовность патриота пожертвовать собой ради освобождения родины и несколько показное красноречие. Эва же происходила из семьи более состоятельной и менее политизированной, но тем не менее решила связать свою жизнь именно с Коженёвским. Родители не давали согласия на брак: Аполлон нигде постоянно не служил, — однако после смерти отца Эва, девушка хрупкая и болезненная, все же настояла на своем. Вскоре после свадьбы (4 мая 1856 г.) опасения родителей сбылись: Кожёневский, служа управляющим имениями, потерял все средства. Видимо, он больше писал стихи и пьесы («Комедия», 1854; «Из любви к деньгам», 1859; «Надежды нет», 1866), чем занимался делами. Кроме того, Аполлон переводил на польский с немецкого (лирика Г. Гейне), французского («Чаттертон» A. де Виньи, изд. 1857; «Труженики моря», «Легенда веков», «Эрнани» В. Гюго, 1860–1862), английского («Комедия ошибок» Шекспира, 1866; «Тяжелые времена» Ч. Диккенса, 1866) языков, мечтал создать «великий польский роман» о разлагающем влиянии «московитов» буквально на все стороны польской жизни. Учитывая всё это, имя, выбранное им для единственного ребенка, не случайно (оно принадлежит заглавному герою поэмы Адама Мицкевича «Конрад Валленрод»), как не случайно и воспитание Конрада Коженёвского в духе стойкого патриотизма, уважения к национальной традиции (Конрад был крещен по католическому обряду).

В конце 1850-х годов А. Коженёвский вступил в тайное общество «Троица». Осенью 1861 года, когда его семья жила уже в Варшаве, он вошел в исполнительный комитет конспиративной организации «Красные», сочинял прокламации, призывающие к вооруженной борьбе[266]

. 20 октября 1861 года он был арестован, провел восемь месяцев в Варшавской крепости, затем после суда Аполлона вместе с женой (ей вменялась в вину подрывная переписка с мужем) на неопределенный срок сослали в Пермь. Правда, в последний момент Пермь по ходатайству губернатора города (товарища Коженёвского по университету) заменили Вологдой, куда семья и прибыла после тягот пути 16 июня 1862 года.

Из-за болезни А. Коженёвский в январе 1863 года получил разрешение переехать на юг, в Чернигов. На Украине произошло дальнейшее ухудшение здоровья Эвы, и 18 апреля 1865 года она скончалась от туберкулеза. Маленького Конрада на время взял к себе дядя Тадеуш Бобровский. В семье дяди мальчик прожил некоторое время: сначала в Новофастове, затем в Бердичеве и Киеве. В 1868 году губернатор Чернигова князь С. П. Голицын разрешил овдовевшему ссыльному вернуться в родные края. Больной туберкулезом Коженёвский отправился вместе с сыном в австрийскую часть Галиции (Лемберг), где существовали польские школы. Он не желал, чтобы Конрад изучал русский язык. Лемберг сменил Краков. Там Аполлон и умер 23 мая 1869 года. Его похороны, собравшие несколько тысяч человек, имели политический оттенок, что отразилось в надписи на могильном камне («Жертве московитской тирании»).

Отсутствие семейного очага, устойчивых контактов с польским миром, два года совместной жизни с умирающим отцом, собственные недуги чувствительного мальчика, страдавшего с 1866 года от приступов эпилепсии, — все это сформировало непростое отношение будущего писателя к своим корням, к «отцовству»[267]

. С одной стороны, Конраду передалось от отца неприятие всего русского (это заметно по общей подаче русской темы в его творчестве; писатель даже настаивал, что знать не знает русского алфавита и не переносит Ф. М. Достоевского), а также «византинизма», религиозной фаталистичности, «азиатско-деспотического» начала, ассоциировавшихся у него с Российской империей. С другой стороны, идеализм Аполлона, жизненные и творческие неудачи (плохой администратор, слабый поэт), картинность революционерства (не имевшего шансов на успех) едва ли были близки его сыну. Здесь многое объясняется неприятием христианства, пришедшим к Конраду уже в тринадцатилетнем возрасте. Это дает почувствовать позднейшее письмо Э. Гарнетту от 23 февраля 1914 года:

Я не слеп к ее практическим достоинствам, но абсурдность восточной легенды, от которой она берет начало, раздражает меня. Какой бы замечательной, улучшающей нравы, смягчающей душу, внушающей сочувствие она ни была, она обладает удивительной способностью грубо искажать все, и это единственная религия, которая своими невыполнимыми требованиями принесла бесконечное горе бесконечному количеству душ (Letters 1928: 245).