Тайный агент. На взгляд Запада

Наконец, важным этапом на пути трансформации 37-летнего капитана Коженёвского в писателя Конрада оказалась женитьба на англичанке. Его избранницей стала девушка из простой семьи, лондонская машинистка Джесси Джордж (1873–1936). Отношения Коженёвского с женщинами складывались, о чем косвенно свидетельствуют разнообразные любовные поединки в его произведениях, весьма непросто. Человек с натурой «дуэлянта», он несколько раз отвергался теми, в кого был страстно влюблен, и, не исключено, даже стал бессознательно испытывать определенный страх перед любовью. Но с Джесси, за которой Конрад ухаживал около пятнадцати месяцев, все сложилось иначе. Разница в возрасте, культуре, темпераменте не препятствовала прочному брачному союзу, если не брать в расчет сопротивление матери Джесси, ненавидевшей избранника дочери (Коженёвский отвечал ей тем же — в результате теща была изгнана из писательского дома). Мало кто из мемуаристов (среди них — Э. Гарнетт, Ф. М. Форд, Г. Уэллс, О. Моррелл, Э. Глазгоу, В. Вулф), сталкивавшихся с женой Конрада, дал ей сочувственный отзыв. Но женщина, не знавшая иностранных языков и со стороны казавшаяся малокультурной (черты Уинни Верлок в романе «Тайный агент»), устраивала Коженёвского и мировоззренчески (выросшая в католической семье, она утратила веру — соответственно, венчание заменила регистрация брака 24 марта 1896 г.), и человечески. Джесси смягчала голод конрадовского экзистенционального одиночества (тема новеллы «Фальк»), была хорошей матерью (Конрад даже в известной степени ревновал ее к сыновьям — Борису и Джону), отменно готовила, а также, сама страдая от травмы колена (лечение которого потребовало множества операций, никакого результата не принесших), терпела и частые переезды, и приступы депрессии мужа, и хроническую нехватку денег, и постоянные долги (преследовавшие семью вплоть до середины 1910-х годов)[272]

.

Надо сказать, что мемуаристы пишут не только о «неподходящей» для писателя жене — они отмечают необычность и самого Конрада, которая проявлялась даже во внешнем облике: высокий лоб, очень живые глаза темно-карего цвета, смуглая кожа, отчетливо славянская (едва ли не «скифская») форма лица, шкиперская бородка. Полагая, что одевается как истинный англичанин, он, «на взгляд Запада», разрушал этот образ различными деталями костюма (в частности, жокейскими брюками). Вдобавок английское произношение его было настолько плохим, что часто Конрада, в принципе замечательного рассказчика, трудно было понять, а он, зная об этом своем недостатке, нередко занимался самопародией. Его речь пересыпалась французскими выражениями (тоже причудливо произносимыми), в ней присутствовали грамматические неправильности, польский акцент — как в быту присутствовали привычки, вынесенные из опыта жизни на корабле: например, питье чая из стаканов и с большим количеством сахара. Конрад, противореча английским традициям, не испытывал пристрастия к открытым окнам, холодным ваннам, долгим прогулкам, спортивным развлечениям. Не были ему близки садоводство, фермерство. Предпочитая парусные суда более современным паровым, на суше он переставал быть любителем старины: не жаловал конные экипажи, предпочитал путешествовать на скоростных поездах, а когда появились финансовые возможности, приобрел несколько автомобилей. К этим особенностям характера можно добавить ряд личностных противоречий: испытывая пристрастие ко всему авантюрному, Коженёвский культивировал тем не менее идею порядка; желая проявлять заботу о ближних, не умел адекватно выразить ее; будучи хорошим капитаном, слабо понимал, как справиться с бытовыми проблемами, возникавшими на суше. Вместе с тем, скрывая некоторые стороны своего внутреннего «я» за маской непроницаемой вежливости, он несомненно стремился быть общительным, завязал знакомство, а то и приятельские или даже дружеские отношения с большинством английских писателей рубежа XIX–XX веков. И те — даже такие снобы, как живший в Лондоне Генри Джеймс, — не только приняли чужака, «изгоя» в свой круг, но и неожиданно превратили Конрада из несколько экзотичной фигуры в «писателя для писателей».

В немалой степени преображению Коженёвского в Конрада способствовал прекрасный английский язык его прозы, выученный, отметим, по книгам. Однако в англизированности поляка Коженёвского не было непреложности. Сложись обстоятельства чуть иначе, Конрад мог пойти по пути франкофильства и стать французским писателем (хотя бы отчасти таковым следует считать Оскара Уайлда с его бодлеризмом, «Саломеей», а также интенсивными контактами с символистами из окружения Стефана Малларме). И это не преувеличение. С помощью Маргариты Порадовской он намеревался перевести «Каприз Олмейра» на французский и опубликовать свой первый роман в парижском «Ревю де дё монд» (Revue des deux mondes). Однако в конце концов все же принял другое решение и спустя месяц, после того как рукопись «Олмейра» была принята к публикации в издательстве «Фишер Анвин» (в нем же чуть позже началась карьера Г. К. Честертона), женился на Джесси Джордж.