Тайный агент. На взгляд Запада

Уэйт же умирает в тот день, когда команда из-за его ареста вот-вот готова взорваться мятежом: приказ капитана вызывает неоднозначные чувства у матросов, а наличие заключенного на борту странным образом их сплачивает. Финал романа (команда высадилась на берег) показывает, что не вполне оформившийся протест Уэйта, человека в ряде отношений слабого и, видимо, способного на обман и самообман, тем не менее имеет последствия. В повествовании от лица «мы», «хора», проступают самостоятельные голоса. Одни члены команды суеверно считают негра самим злом, чье присутствие едва не отправило корабль ко дну во время бури, другие способны сравнить Джимми с невинным «агнцем», пострадавшим за других, третьи, в частности, «я»,

неожиданно обособившееся от коллективного хора, оказывается свидетелем вызова, брошенного членом команды капитану при расчете. Это «я» не столько берет чью-либо сторону, сколько оставляет за собой право когда-нибудь рассказать о пережитом в юности, сохраняя за прошлым в первую очередь повествовательную, а не моральную ценность. Правда ускользает, подобно чайке в небе, но повествование, каким бы причудливым оно ни было, противостоит времени, сочетает факты, точку зрения, лирику. Темней чернил бывает душа не только негра, совершившего в прошлом некий фатальный проступок и добровольно ищущего наказания, самой «смерти в жизни», но и тех лицемерных белых, «белых негров» (Ф. М. Достоевский), которые, по конрадовской иронии, несут службу не где-нибудь, а на корабле с названием «Нарцисс».

Еще во время своего медового месяца Конрад, одновременно с романами, взялся за сочинение рассказов. Первый рассказ, «Идиоты», навеян чтением Ги де Мопассана («Мать уродов»), место действия в нем — Бретань. Затем последовали два рассказа с малайской тематикой: «Караин: Воспоминание» (1897; первая из новелл Конрада, напечатанная в журнале — эдинбургском «Блэквудз мэгезин») и «Лагуна», а также «Аванпост прогресса» (1896), «Возвращение» — все они собраны в сборник «Рассказы о непокое» (1898). В свою очередь, «Юность: Повествование» (1902), «Сердце тьмы» (1899), «Конец рабства» (1902) составили книгу «“Юность” и две другие истории» (1902), тогда как новеллы «Тайфун», «Эми Фостер», «Фальк», «Завтра» вошли в сборник «“Тайфун” и другие истории» (1903).

Не исключено, что нащупанный в «Караине» особый формат новеллы — если так можно выразиться, романизированной новеллы в нескольких частях (по объему к ней приближается и «Негр с “Нарцисса”») — максимально соответствовал конрадовскому художественному дару. Даже в подзаголовок своих романов Конрад в подавляющем большинстве случаев выносил слова «повествование» (a tale), «история» (а story).

В значительной степени это — дань уважения Г. Джеймсу, тем джеймсовским вещам, которые, как «Дейзи Миллер» (1879) или «Письма Асперна» (1888), представляют собой «рассказы в рассказе», осмысляющие неадекватность восприятия. «Караин» начинается с характерного «Мы знали его в те дни…», чтобы затем на фоне темы о возможности или невозможности выразить что-либо заговорить о тенях и наваждениях сознания, неумолимо размываемого рекой времени, о разрыве между прошлым и настоящим, означаемым и означающим. Рассказчик конрадовских новелл (скорее психолог, чем историк) смотрит из настоящего в прошлое и либо пытается разгадать загадку некогда заинтересовавшей его личности, по-своему цельной и яркой, либо реконструирует былое как художник, который в поисках «правды» снимает с событий покров за покровом, но сталкивается в конечном счете с ее неуловимостью, с иллюзорностью любой реконструкции прошлого.

В «Караине» просматриваются обе стратегии. Малайский раджа берется помочь другу восстановить семейную честь (его сестра сбежала с голландцем), но этот воин и «бог», вместо того чтобы выполнить священную миссию, в самый ответственный момент проваливает ее и вместо беглянки застреливает товарища — выясняется, что за годы преследования девушка необъяснимо стала для него воплощением любви, мечты. Соответственно, Караин — и преступник, нуждающийся в облегчении страданий, и своего рода поэт, и «примитив», противопоставленный современной машинной цивилизации. Однако два британца, продающие ему оружие, при всем сочувствии к цельности Караина не могут понять малайца. Поэтому их благодеяние двусмысленно: выслушав на борту шхуны исповедь Караина, они, «отпуская ему грех», снабжают раджу «амулетом» на шнурке, призванным защитить его от теней прошлого, — шестипенсовиком с ликом королевы Виктории.