Тайный сообщник

Он посмотрел, как она, освещая себе путь фонариком, удаляется по коридору, и затем, не дождавшись ответа, повернулся к двери и увидел Джона Берли, который склонился над отверстием в стекле лампы, намереваясь прикурить сигару. С мгновение Мортимер наблюдал за тем, как Берли, делая затяжку, сжал губы, отчего его решительные черты стали почти жесткими. Он хотел было задержаться у двери и прислушаться к звукам из комнаты по соседству, но теперь все его внимание оказалось приковано к этому лицу, склонившемуся над лампой. До него вдруг дошло, что Берли именно этого и добивался, – чтобы его жена оставила их наедине. И в тот же миг он забыл про свою влюбленность, про свою бесстыдную, себялюбивую, ничтожную пассию и про свое недостойное, вульгарное, ничтожное «я» – ибо Джон Берли вскинул голову. Он неспешно выпрямился, стремительно и глубоко затянулся, дабы сигара не погасла, и в упор взглянул на Мортимера. Тот шагнул внутрь комнаты – неловкий, растерявшийся, похолодевший.

– Конечно, это всего лишь ветер, – беспечным тоном обронил он с одной-единственной целью – заполнить какими-нибудь банальностями время, которое им предстояло провести вдвоем. Ему не хотелось, чтобы Берли начал говорить. – Наверное, он предвещает рассвет. – Моряк бросил взгляд на наручные часы. – Половина третьего, а солнце взойдет без четверти четыре. Думаю, уже светает. Эти короткие ночи не бывают по-настоящему темными.

Он продолжал сыпать словами – путаясь в них и перескакивая с темы на тему под гнетом пристального молчаливого взгляда, который сбивал его с толку. Чуть слышный звук из комнаты, где находилась миссис Берли, заставил его на мгновение умолкнуть, и он непроизвольно повернулся к двери, ища предлог для ухода.

– Пустяки, – заговорил наконец Берли – уверенно и спокойно. – Это всего-навсего моя жена, которая только рада побыть в одиночестве… моя молодая прелестная женушка. С ней все в порядке. Я знаю ее лучше, чем ты. Закрой дверь и проходи в комнату.

Мортимер повиновался. Прикрыв дверь, он приблизился к столу и очутился лицом к лицу с Берли, который тотчас продолжил свою речь – низким и тихим голосом.

– Если бы я думал, что у вас это серьезно, – сухо и жестко процедил он, делая ударение на каждом слове, – знаешь, что бы я тогда сделал? Я скажу тебе, Мортимер. Я бы постарался, чтобы один из нас двоих – ты или я – остался в этом доме навсегда… мертвым. – Он говорил сквозь зубы, с силой сдавив ими кончик сигары, сжав кулаки и сверкая глазами. – Я доверяю ей столь беспредельно – понимаешь, о чем я? – что, потеряй я ее, я утратил бы веру в женщин и в самый род людской. А с нею и желание жить. Понимаешь?

Каждое слово, сказанное Берли, звучало как пощечина молодому беспечному глупцу – но это было ничто в сравнении с той болью, которая отчаянно рвалась наружу из глубины благородной души самого Берли. В сознании Мортимера пронеслась вереница ответов – отрицание, объяснение, покаянное признание, – промелькнула и мигом пропала. Он замер на месте, глядя своему обвинителю прямо в глаза и не проронив ни слова, – да и времени на это уже не оставалось. Именно так – стоящими друг против друга – их и застала миссис Берли, которая в эту минуту открыла дверь. Она увидела только лицо мужа – его соперник стоял к ней спиной. С коротким нервным смешком она вошла в комнату.

– Это шнур от звонка раскачивается на ветру и стучит о лист железа перед камином, – сообщила Нэнси. Все трое рассмеялись, хотя каждый смеялся своему. – Но я все равно ненавижу этот дом, – добавила она. – Лучше бы мы сюда не приезжали.

– Когда забрезжит рассвет, мы сможем уйти, – спокойно заметил ее муж. – Таково условие, и мы должны его соблюсти. Осталось всего каких-то полчаса. Присядь, Нэнси, и подкрепись чем-нибудь. – Он встал и пододвинул ей стул. – А я, пожалуй, пойду еще разок осмотрюсь. – Сказав это, Берли медленно двинулся к двери. – Может, выйду на лужайку и гляну на небо.

Вся его речь не заняла и полуминуты, однако Мортимеру показалось, что она длится целую вечность. В его мыслях царила сумятица. Он ненавидел самого себя – и ненавидел женщину, из-за которой влип в эту несуразную историю.

А ситуация неожиданно развернулась крайне удручающим для него образом – он и представить себе такого не мог. Мужчина, которого он считал слепцом, на деле все видел и давным-давно обо всем знал, наблюдал за ними, выжидал время – а женщина (теперь он был в этом уверен) всегда любила только своего мужа, с Мортимером же играла в кошки-мышки, дабы потешить собственное тщеславие.

– Я пойду с вами, сэр. Позвольте мне, – внезапно выпалил он.

Миссис Берли стояла между ними, побледневшая и растерянная. На ее испуганном лице был написан немой вопрос: «Что происходит?»

– Нет-нет, Гарри, – сказал Берли, в первый раз назвав моряка по имени. – Я вернусь самое большее через пять минут. Да и жене моей не следует оставаться одной. – И с этими словами он вышел из комнаты.