Там, на той стороне

Натан Кэмпбелл лежал на спине, уставившись в побеленный потолок. Через полупрозрачную тюль висевшую на окнах он мог видеть звезды, что, сбившись в кучу, отражали свой блеск на стеклах. Он вспомнил Тридцать четвертую улицу снова и почувствовал неведомое ему до сей поры чувство отчуждения. Впервые, ему не хотелось домой. Это и удивляло, и беспокоило его одновременно. Удивляло - потому что он стал ощущать, как стал привыкать к этому невообразимо искаженному миру, словно ему здесь было самое место. Беспокоило - Натан думал, что возможно кто-то играет с его сознанием, заставляя желать этого. Он уже не мог с уверенностью сказать, чего хочет на самом деле. Словно его мысли стали для кого-то публичной лентой бегущих новостей. Может, стоит задать вопрос этой силе, что держала его в своих объятиях. Но Натан побоялся, что ему ответят. Он не был готов. Случись подобное в Нью-Йорке, ему тут же прописали бы сильнодействующие и порекомендовали поменьше смотреть телевизор и побольше гулять на свежем воздухе.

Натан прислушался к дыханию Глефа, который мирно развалился на соседней кровати. Его рука свисала, подергивая пальцами. Может быть, ему сейчас сниться та девушка, из дома старосты. Как он ласкает ее груди.

Ему вдруг стало жалко, этого одинокого, но весьма любопытного существа. Шутка ли, но ему почему-то захотелось назвать его другом.

Натану показалось, что с коридора донесся еле слышный шорох. Легкое дуновение ветра. Он закрыл глаза, пытаясь услышать что-то еще. Ничего, кроме ровного дыхания Глефа. И его собственного.

На его обнаженную грудь, легла теплая нежная рука и Натан, открыв глаза, увидел перед собой Мэри. Она стояла перед ним в одной сорочке, которая с трудом доходила до колен. Мэри медленно провела рукой вдоль груди, затем ниже и коснувшись живота, остановилась.

— Я хочу, чтобы ты спал со мной, — прошептала она. — Одну единственную ночь, я не прошу больше.

Ее лицо освещали звезды, и оно было прекрасным. Без единого недостатка, совершенно во всем. Темная прядь волнистых волос спала на лицо, и Натан увидел для себя некий знак.

Он перехватил ее руку и прижал к губам. Это означало только одно. Он хотел разделить с ней одиночество, которое съедало ее душу изнутри.

Едва они дошли до кровати, держась за руки подобно влюбленным, как Мэри тут же скинула с себя то единственное, что скрывало ее красивое стройное тело.

Натан прижал ее к себе, изучая губами каждый изгиб. Она встрепенулась, когда он коснулся груди.

—Я хочу, чтобы ты назвал меня по имени, — шептала она, а ее грудь вздымалась в его руках.

— Мэри, — произнес Натан полушепотом. И она откликнулась на зов. Натан вошел в нее, почувствовав горячее, почти обжигающее лоно.

Подобно дикой кошки, она дралась и кусалась, запустив руку в его длинные волосы, но Натану это только доставляло удовольствие. Она то умоляла его быть нежнее, то просила осыпать ее лицо пощечинами.

Он был ей всем. Сладострастным нектаром и до безумия жгучим терном, жестоким инквизитором и нежным любовником. Она упивалась им, словно он был бокалом, наполненным страстью. Ей хотелось владеть им полностью, осушить, целиком не оставив и капли. Чтобы каждая его клеточка служила во благо ее удовольствию. Их разум сплелся воедино, закручивая в водовороте чувств. Они стали частью одного целого и как только он ощутил, как к ней подступает сладкая и долгожданная победа, то схватил за горло и слегка надавив пальцами прижал к губам. Послышался стон и тело Мэри забило мелкой дрожью в экстазе, которое продолжалось несколько минут, а затем содрогнувшись в последний раз и сжав его руку с такой силой, что он вскрикнул, она обмякла. Следом за ней, Натан ощущал как на него накатывает мощная волна. Она прошла через тело, снося все на своем пути и вырвалась наружу, словно атомный взрыв, сопровождаемый диким рычанием, которое разнеслось по всей комнате добираясь до каждого уголка.

Натан устало склонился возле Мэри, которая в благодарность, осыпала его лицо и шею поцелуями.

— Я никогда тебя не забуду, мой хороший, нежный мальчик, — шептала она ему на ухо. И затем снова принялась целовать.

Он лишь улыбался и, казалось, был счастлив.

Это было счастье, которое продлится лишь одну единственную ночь, но он с уверенностью мог сказать себе, что оно было настоящим.

А она все целовала и шептала ему на ухо, и в ее шепоте была заключена вся нежность и любовь, какая только могла сохраниться от разбитого горем утраты сердцем.

VI

Звон разбитого стекла, такой оглушительный и ненужный, подобно ледяной воде, с неприятным дребезжащим звуком прокатился по комнате. Тяжелый стук стал следующим незваным гостем в это холодное неприветливое утро.

Натан поднял голову и огляделся. На месте, где до недавнего времени спала Мэри, было пусто. Лишь смятая простынь и сдавленная подушка, съежившись от чьих-то рук и сиротливо прижавшись к стене, свидетельствовала о том, что происходило ночью.